– Да… – выдавил он из себя.

– Что «да»?

– Да, я буду отвечать… отвечать на ваши вопросы, – промямлил Чикатило.

– Вот и хорошо, – кивнула женщина и обратилась к профессору. – Продолжайте, пожалуйста, Иван Павлович.

– Спасибо, Галина Васильевна, – кивнул в ответ профессор. – Итак, Андрей Романович, наша цель – установить наличие или отсутствие у вас психического заболевания на момент совершения вами преступлений. Первый вопрос: осознавали ли вы совершаемые вами действия?..

* * *

На берегу Азовского оросительного канала был непривычный для этих не сильно оживленных мест ажиотаж. У дороги стояла пара милицейских машин, еще дальше – «уазик» рыбаков. А у самой воды на траве лежало посиневшее тело Аллы. Ноги девушки опутали водоросли, на мокрой одежде ярким пятном выделялась зацепившаяся блесна с обрезанной леской.

Возле тела работали эксперты, милиционеры. Тут же стояли Овсянникова с Витвицким. Чуть поодаль Липягин допрашивал нашедших труп рыбаков: отца и сына.

Старый рыбак говорил, волнуясь, облизывая сухие губы и сглатывая.

– Мы еще затемно приехали. С Венчиком, вот с ним, значит, – он кивнул на сына. – Ага, вон тама машину оставили. И кидать начали. Спиннинг у меня, значит, новый, вот этот… И мы от моста пошли. Идем и кидаем, ага. Тут, бывает, щука стоит…

Рыбак сильно волновался и сопровождал каждую фразу жестом так, будто, если он не укажет на то, о чем говорит, милиция его не поймет.

– Всё, дальнейшие рыболовные подробности опустим, – оборвал волнительный монолог Липягин. – Где нашли тело?

– А, шо? Тело? Вот тут и нашли. Я закинул…

– Бать, дай я, – перебил сын рыбака и, повернувшись к Липягину, заговорил быстро, четко и уверенно. – Тело было притоплено, запуталось ногами за водоросли. Батя зацепил его блесной, сперва мы решили – коряга, но потом пошло, а когда наверх подняли, сразу стало понятно, что человек.

– Во сколько это было? – уточнил майор.

– Десять тридцать две, – лаконично ответил сын рыбака и, видя удивленный взгляд Липягина, поспешно пояснил: – Я зафиксировал. Как учили.

– Молодец, – кивнул майор. – Где служил?

– Погранвойска, Дальний Восток.

Липягин пожал руку молодому рыбаку, его отцу и, не обращая на них больше внимания, направился к телу.

Возле тела на корточках сидел эксперт, рядом все так же в задумчивости стояли Овсянникова и Витвицкий.

– Ну что тут? Наш, не наш? – поинтересовался майор.

Эксперт повернулся от трупа и поднял взгляд на подошедшего Липягина, заговорил неспешно:

– Удушение, на шее четко видны следы пальцев. Скорее всего, ее убили вчера вечером, привезли, сбросили с моста. Если бы не зацепилась за водоросли, течением могло далеко унести.

– Не похоже, что потрошитель, – подметила Овсянникова. – Следов насилия, порезов и прочего нет. Глаза на месте.

– Серьги тоже, – добавил Витвицкий.

– Что вы сказали? – обернулся на него Липягин.

– Серьги… – повторил Витвицкий.

Ирина наклонилась к телу, протянула руку и приподняла мочку, чтобы лучше рассмотреть сережку в ухе убитой. Сережка была на удивление знакомой. Само украшение Овсянникова видела первый раз, а вот его рисунок…

– Это серьги с убитой Астафьевой! – удивленно сказала Ирина.

Липягин наклонился рассмотреть поближе. Посмотрел на Овсянникову:

– Точно?

Старший лейтенант кивнула.

– Еще овечья шерсть… – заторопился Витвицкий, обращаясь к эксперту. – Проверьте, пожалуйста.

– Ну вы еще поучите жену щи варить, товарищ капитан, – проворчал эксперт. – Все сделаем как положено. – Он кивнул своим людям. – Грузите тело.

1992 год

Чикатило сидел на стуле перед комиссией и блаженно улыбался, всем видом своим давая понять, что он не от мира сего, а в этом мире – явление временное. Произвело ли это впечатление на психиатров, сказать было сложно. Врачи сидели с непроницаемыми лицами как люди, всего-навсего выполняющие свою работу.

– Гражданин Чикатило, были ли в вашем детстве случаи, когда кто-либо совершал над вами сексуальное насилие? – спросил профессор.

– Нет. Такого не было, – помотал головой тот.

– А что было? – уточнил высокий.

– Меня мать… – Чикатило перестал улыбаться и нервно сглотнул. – Мама в погреб запирала. На целый день. Мы тогда в селе жили.

Он сделал паузу, словно бы собираясь с мыслями, и заговорил более связно.

– В селе жили. Голод был. Сильно все голодали, есть нечего было совсем. Ну война же была, вы знаете. И мать меня в погреб запирала. Вместе с братом. Брат у меня был. Степа. Степан Романович.

– Зачем мать запирала вас с братом в погреб? – голос профессора звучал спокойно, даже мягко. – Это было наказание?

– Нет, нет. Она нас прятала. А потом Степан… Он убежал. Он маленький был, шустрый такой, – Чикатило снова улыбнулся, будто ему стало тепло на душе от нахлынувших воспоминаний, – кудрявый… Он убежал и больше уже не приходил. И я в погребе один сидел.

– Почему ваш брат больше не приходил? – в голосе высокого прозвучало недоумение. – Что с ним случилось? Он убежал из дома? Куда?

– Нет, не убежал, – в глазах Чикатило появились вдруг слезы. – Его дядьки съели.

В комнате повисла тишина, члены комиссии непонимающе переглядывались.

– Что вы сказали, простите? – уточнил профессор. – В каком смысле – «съели»?

– В простом. Голод же был. Степушку поймали дядьки́ из соседней хаты и съели. А меня мама в погребе ховала[9]. Мама хорошая была.

Члены комиссии заговорили в голос. Если Чикатило хотел внести смуту в работу комиссии, ему это удалось. Старенький профессор поднялся, постучал ладонью по столу.

– Товарищи. Товарищи, перерыв. – И мягко попросил, повернувшись к охране: – Уведите, пожалуйста, больного.

* * *

– …Под ногтями погибшей Аллы Савельевой обнаружены частицы кожи, принадлежащие стороннему лицу. На одежде обнаружены прилипшие волоски, идентифицированные как овечья шерсть. По структуре она совпадает с шерстью, обнаруженной на одежде предыдущей жертвы. У меня всё. – Эксперт закончил доклад и сел.

На совещании сейчас было немноголюдно. Брагин обвел тяжелым взглядом всех присутствующих:

– Ну? Какие будут соображения? Версии? Варианты? Молчите? Тогда я скажу. Преступник водит нас за нос. Да нет, он просто издевается над следствием! Вдеть серьги, снятые с одной жертвы, в уши другой – это именно что издевательство!