Сын Тарагая попытался улыбнуться, но вместо улыбки получилась страдальческая гримаса. Он узнал, что за остатками войска Ильяса-Ходжи поскакали солдаты Хусейна, чтобы отогнать их как можно дальше.

Сам брат, сделав скорбное лицо и стараясь не выказать радости, подошел к раненому родственнику.

– Что случилось, Тимур?

– Ужасные раны, – буркнул Батар, не покидавший своего предводителя. – Разве ты не видишь?

Хусейн улыбнулся в бороду. Он подумал, что Тимур больше ему не соперник.

– Мы довезем тебя до ближайшего города, – распорядился родственник, – и позовем лучших врачей. Клянусь Аллахом, я сделаю все для твоего выздоровления.

Хусейн говорил очень убедительно, и воины стали седлать лошадей. Тимур лежал не шевелясь, не в силах вымолвить слово.

Вскоре немногочисленный отряд, совершив погребальный обряд и погрузив на повозки оставшиеся ценные вещи и тех раненых бойцов, которых еще можно было спасти, тронулся, увозя своего изувеченного господина.

Глава 21

Черноморск, наши дни

Геннадий жил недалеко от отделения. Он довез коллег до работы, припарковал машину и отправился домой.

Теплый весенний дождик внезапно обрушился на него, приглаживая взлохмаченные волосы, и он, улыбнувшись, посмотрел на небо. Хорошо, что небеса наконец разверзлись. Может быть, дождь вернет жизнь высохшим прудам и рекам – апрель был на редкость жарким.

Геннадий дернул на себя дверь подъезда и бодро взбежал на второй этаж.

Следователь нажал кнопку звонка, не доставая ключ, помня, что Лена любила открывать ему и прижиматься к мускулистой груди. Потом, обнявшись, они шли в ванную. Молодая жена смотрела, как он моет руки, подавала полотенце и вела на кухню.

А вот с готовкой у Лены были проблемы. До замужества она жила с двумя бабушками, которые не давали ей даже протереть пыль и уверяли, что она еще всему научится.

И действительно, она была прекрасной хозяйкой, все в квартире блестело, чистое белье пахло цветочными добавками, рубашки были выглажены без морщин. Но кухня ей почему-то не покорялась. Лена терпеливо возилась с каждым блюдом, однако еда либо подгорала, либо недоваривалась или недожаривалась.

Кроме того, жена почему-то хронически недосаливала пищу, и Геннадий говорил, стараясь ее успокоить:

– Ничего, недосол на столе…

Он понимал: Лена хотела угодить ему и очень боялась, что муж разлюбит ее, найдет другую.

– Все через это проходили. – Он гладил ее по руке. – Научишься, вот увидишь.

Она всплескивала руками:

– Когда же это будет!

– Я подожду, – заверял ее следователь. – И потом, зачем делать культ из еды, как говорил Остап Бендер? Я нормально зарабатываю, и мы можем вообще ничего не готовить.

Лена качала головой:

– Это неправильно. И ты сам знаешь.

Иногда после такого разговора она уходила плакать в спальню, куда вскоре спешил и Геннадий.

К сожалению, слезы не помогали горю. Кухня категорически не хотела подчиняться жене следователя.

Вот и сегодня, открыв дверь любимому мужу, она вытерла со щеки слезу.

– Гена…

Он улыбнулся:

– Что, опять подгорело?

Лена прищурилась:

– Ты смеешься надо мной.

– Да, смеюсь, потому что это действительно смешно, – пояснил Волошин и прошел в ванную. – Знаешь, почему у тебя ничего не получается?

– Потому что я плохая хозяйка, – вздохнула молодая жена.

Он покачал головой:

– Все с точностью до наоборот. Ты слишком хорошая хозяйка. Ты слишком стараешься.

Лена улыбнулась сквозь слезы:

– Пусть так. Но котлеты сегодня опять подгорели.

Геннадий потер руки.

– Знаешь, чего бы мне сегодня хотелось? Обычную яичницу с салом. Насколько я знаю, сало и яйца есть в нашем холодильнике. И я хочу вспомнить свою холостяцкую жизнь и сам ее приготовить. Не останавливай меня.

Она дернула плечом:

– И не собираюсь. Я тоже с удовольствием поем яичницу.

Глава 22

Кеш, 1364 г.

Тимур лежал на подушках в своем шатре в Кеше и рассматривал правую руку, на которой не хватало двух пальцев.

Он вспомнил о том роковом бое, сделавшем его калекой: раздробленное колено зажило, но, видимо, неправильно срослось, и теперь эмир прихрамывал на правую ногу.

Самые хорошие врачи Самарканда не смогли спасти его пальцы. Началось заражение, и их пришлось ампутировать. А потом, когда сын Тарагая пришел в себя после всех мучений, Хусейн сообщил ему, что он, его родственник, стал правителем Мавераннахра.

Тимура не удивило это известие. Он был благодарен брату за то, что тот не бросил его, тяжелораненого, повез в Самарканд, а по дороге поил и кормил, как ребенка.

Если бы он знал, что Хусейн и сам не понимал, зачем делал то, чего не собирался делать. Наверное, потому, что Тимура обязательно спас бы кто-нибудь другой, а потом муж его сестры мог это ему припомнить.

Немного подлечившись, Тимур решил уехать в Кеш – как известно, дома и стены лечат. И действительно, вода в