— Я никогда прежде не слышал, чтобы ониговорили, — изумился Гарион.

— Они говорят с ней постоянно, — сказалВолк. — Иногда часами напролет. Вот почему она иногда кажется немногорассеянной. Она слушает птиц. Твоя тетка живет в мире сплошных разговоров.

— Я не знал.

— Не многие об этом знают.

Жеребенок, более-менее степенно трусивший за Гарионом, покаони ехали по предгорьям, в сочных травах Долины обезумел от восторга. Он носилсяпо лугам, изумляя всех своей резвостью. Он катался в траве, дрыгая тоненькиминожками. Он стремглав перелетал пологие холмики. Он нарочно ворвался в стадопасущихся оленей, спугнул их и весело за ними помчался.

— Вернись! — крикнул Гарион.

— Он тебя не услышит, — сказал Хеттар, улыбаясьпричудам малыша. — По крайней мере, притворится, что не услышал. Емуслишком весело.

— Вернись немедленно! — Гарион вложил в свою мысльнесколько большую суровость, чем намеревался. Передние ножки жеребенка замерли,он споткнулся и встал. Потом повернулся и поспешно затрусил к Гариону. Глаза унего были виноватые.

— Плохая лошадка! — погрозил Гарион. Жеребенокповесил голову.

— Не брани его, — сказал Волк. — Ты сам когда-тобыл маленьким.

Гарион тут же раскаялся в своих словах и похлопал жеребенкапо спина.

— Все в порядке, — сказал он извиняющимся голосом.

Жеребенок с благодарностью посмотрел на него и вновьпоскакал по траве, впрочем, сильно не удаляясь.

Принцесса Се'Недра следила за Гарионом взглядом. Онапочему-то все время за ним следила. Когда она глядела на него, глаза у неёделались задумчивыми, а завиток медно-рыжих волос как бы сам собой накручивалсяна палец и оказывался во рту. Гариону казалось, что всякий раз, когда оноборачивается, Се'Недра наблюдает за ним, покусывая локон. По какой-то причинеон не решался напрямую с ней об этом поговорить, отчего смущался и нервничал.

— Я бы не мучила его так, будь он моим, — оторвавото рта кончик локона, сказала она осуждающе.

Гарион счел за лучшее не отвечать.

Они миновали три разрушенные башни, стоящие поодаль одна отдругой и явно очень древние. Видимо, все они первоначально были футов подшестьдесят высотой, но годы, ветра и дожди сделали их гораздо ниже. Последняяиз трех башен была черная, как после пожара.

— Здесь что, была война, дедушка? — спросилГарион.

— Нет, — печально ответил Волк. — Эти башнипринадлежали моим собратьям. Вон та — Белсамбару, эта — Белмакору. Онидавным-давно умерли.

— Я думал, чародеи не умирают.

— Они устают — или, может быть, теряют надежду. Онипрекращают свое существование.

— Они убивают себя?

— В некотором роде. Хотя все это несколько сложнее.Гарион не расспрашивал больше, видя, что старик явно не желает входить вподробности.

— А вон та — сгоревшая? Она чья была?

— Белзидара.

— Это ты вместе с другими чародеями сжег её после того,как он переметнулся к Тораку?

— Нет. Он сам её сжег. Думаю, он хотел таким образомпоказать нам всем, что больше не принадлежит к нашему братству. Белзидар всегдалюбил театральные жесты.

— Где твоя башня?

— Дальше в Долине.

— Ты мне её покажешь?

— Если хочешь.

— А у тети Пол есть своя башня?

— Нет. Девочкой она жила со мной, а после мы отсюдауехали. Мы так и не собрались выстроить ей отдельную башню.

Они ехали допоздна и остановились под могучим деревом,одиноко стоящим посреди широкого луга. Крона дерева отбрасывала тень площадью внесколько акров. Се'Недра спрыгнула с лошади и побежала к дереву, еёмедно-рыжие волосы развевались за спиной.

— Красивое какое! — воскликнула она, в священномвосторге прикладывая ладони к грубой коре. Господин Волк покачал головой.

— Дриады. Они шалеют при виде деревьев.

— Я его не узнаю, — сказал Дерник, слегканахмурясь. — Это не дуб.

— Может быть, какая-нибудь южная разновидность, —сказал Бэйрек. — Я и сам такого никогда не видел.

— Оно очень старое, — сказала Се'Недра, нежноприжимаясь щекой к древесному стволу, — и говорит странно. Но я емунравлюсь.

— Так что это за дерево? — спросил Дерник. Он всееще хмурился. В своей потребности все систематизировать и разложить по полочкамон явно не мог пройти мимо него спокойно.

— Оно одно такое в мире, — сказал ему господинВолк. — Не помню, чтобы мы как-нибудь специально именовали его. Для насэто всегда было просто дерево.

— Я не вижу под ним ни ягод, ни плодов, ни каких-либосемян, — заметил Дерник, разглядывая землю под раскидистыми ветвями.

— Они ему ни к чему, — отвечал Волк. — Я ужеговорил — оно единственное в своем роде. Оно всегда было здесь — и всегдабудет. Оно не испытывает потребности в воспроизводстве.

Дерника это обескуражило: он никогда прежде не слышал одереве, которое бы не давало семян.

— Это весьма необычное дерево, Дерник, — сказалатетя Пол. — Оно дало росток в тот день, когда был сотворен мир, и,вероятно, будет стоять здесь, доколе мир существует. Назначение его — не вразмножении.

— В чем же его назначение?

— Мы не знаем, — отвечал Волк. — Мы знаемтолько, что оно — древнейшее из живущего в мире. Быть может, его назначение —олицетворять длительность и неразрывность жизни.

Се'Недра скинула сандалии и взобралась на толстые ветви,лепеча от нежности и восторга.

— Нет ли, случаем, сведений о родстве дриад сбелками? — осведомился Силк.

Господин Волк улыбнулся.

— Если вы можете обойтись без нас, мы с Гариономсъездили бы по делу.

Тетя Пол посмотрела на него вопросительно.

— Пришло время для небольшого наставления, Пол, —пояснил он.

— Мы обойдемся без вас, отец, — сказалаона. — К ужину вернетесь?

— Постарайся, чтобы он не остыл. Едем, Гарион?