– Нет. Больше он ко мне не подходил.

«Конечно, пытался. Он подослал ко мне сначала недотепуАлферова, скрыв от него, что сам уже потерпел неудачу. Коле нельзя былоговорить это заранее, иначе он отказался бы сразу. Потом он напустил на менянеотразимого Пашу Добрынина. Поскольку я далеко не Мэрилин Монро, Пашу надобыло заинтересовать. Именно поэтому гениальный Женя и придумал этот фокус сповышением ставок. Он был уверен, что у Алферова ничего не выйдет, и тогдаставку за меня можно будет повысить настолько, что это станет интересным дляДобрынина. А чтобы Паша поглубже заглотнул наживку и с энтузиазмом взялсяобхаживать такую серую мышку, как я, ему-то как раз Женечка и сказал, что у негосамого ничего не получилось. Женя молод, хорош собой, с ним и посоперничать негрех. Кроме того, он, как выясняется, умен и расчетлив. Но вы же, уважаемыйгосподин следователь, не хотите слушать мои комментарии. Вы спросили – яответила».

– Скажите, Анастасия Павловна, чем объяснить тообстоятельство, что вы последовательно отвергаете Евгения Шахновича, НиколаяАлферова, Павла Добрынина и вдруг сами подходите вечером к Алферову и пособственной инициативе заговариваете с ним?

– Он показался мне открытым и бесхитростным парнем.Если при первом знакомстве он производил впечатление умственно неполноценного,то впоследствии в беседе с Добрыниным все, что казалось мне диким, получилосвое объяснение и пролило определенный свет на характер Николая. Поэтому я невидела ничего плохого в том, чтобы во время прогулки поболтать с ним несколькоминут.

«Когда я увидела Николая на скамейке в парке, у меня внутрипохолодело, а я привыкла доверять своему организму. Если он говорит:внимание! – то я обязана прислушаться. К сожалению, за последнюю неделю ямного раз нарушала это правило. Я разговаривала с ним, пытаясь нащупать туклавишу, при нажатии на которую мозг снова пошлет свой предупреждающий сигнал.И я нащупала ее, когда выяснилось, что Шахнович скрыл от него то, что не сталскрывать от Добрынина. В этот момент я точно поняла, что Шахнович почему-тоискал пути ко мне, и помчалась к себе в номер, чтобы додумать эту мысль доконца. К сожалению, мне помешал Дамир. Но я и это не буду вам рассказывать, ибовы предупредили меня, что я – дура и соображения мои недостойны бытьвыслушанными вами».

– Как долго вы разговаривали в парке с Алферовым?

– Минут десять.

– Вы засекли время, смотрели на часы?

– Я выкурила одну сигарету. На это уходит около десятиминут.

– Что было потом?

– Потом я встала и пошла по аллее в сторону жилогокорпуса, намереваясь вернуться в свой номер.

– Вы кого-нибудь встретили по дороге?

– Да, Исмаилова. Он окликнул меня, я подошла, и мывместе вернулись в корпус.

– Кроме Исмаилова, вы никого не видели?

– Нет.

– Войдя в корпус, вы кого-нибудь видели в вестибюле?

– Разумеется. Там сидела дежурная, еще несколькочеловек беседовали в углу, где стоят кресла.

– Вы можете их назвать?

– Нет, я с ними незнакома.

– Может быть, вы могли бы их узнать?

– Нет. Я их не разглядывала. Кроме того, они былидовольно далеко от меня.

– Вернувшись в корпус, вы пошли к себе?

– Нет.

– Куда вы пошли?

– В номер Исмаилова.

– Зачем?

– Затем.

Повисло недоброе молчание. Наконец следователь улыбнулся.

– Анастасия Павловна, как мне расценивать ваш ответ?Как информацию или как дерзость?

– Как информацию. Считайте, что у меня бедный словарныйзапас.

– Хорошо, будем считать, что вы пошли к Исмаилову дляинтимной встречи, о чем вы постеснялись заявить вслух. Сколько времени выпробыли у него в номере?

– Довольно долго. За это время я успела посмотретьпочти половину полнометражного фильма, выпить кофе и даже поговорить сИсмаиловым. В общей сложности около двух часов.

– Все это время Исмаилов находился в номере?

– Да.

– Никуда не отлучался?

– Нет.

– Вы в этом абсолютно уверены?

– Да.

– Вы отдаете себе отчет, что ваши показания –единственное подтверждение алиби Исмаилова на момент убийства? Неточности впоказаниях могут быть чреваты неприятными последствиями.

«Не надо меня запугивать, даже в такой интеллигентной форме.Вы могли бы обратить внимание, что все мои показания отличаются исключительнойточностью. Я пытаюсь таким примитивным способом убедить вас в том, что понимаю,что вы делаете, что я тоже кое-что смыслю в раскрытии преступлений. А уж темболее убийств, поскольку работаю в отделе по борьбе с тяжкими насильственнымипреступлениями».

– Я отдаю себе отчет в этом. У меня нет намеренияпокрывать Исмаилова. Я говорю то, что соответствует действительности.

– Почему, Анастасия Павловна? Если вы принимаетеухаживания мужчины и приходите ночью к нему в номер для интимной встречи, у вассовершенно естественным образом должно возникнуть желание уберечь его отнеприятностей. Так почему же у вас такого желания не возникает?

– Потому что я человек с нормальным интеллектом издоровой психикой. Я пока еще в состоянии не смешивать удовольствие отухаживаний мужчины с понятием гражданского долга, призывающего менявоздерживаться от дачи заведомо ложных показаний.

«На самом деле я шла к нему в номер не для того, чтобыустроить, как вы выражаетесь, интимную встречу. Это была обоюдная игра, вкоторую Дамир играл по необходимости, а я – из интереса. Он изображалчувственность, так как я ему зачем-то была нужна, а я делала вид, что верю ему,потому что хотела понять, зачем он все это затеял. А теперь мне особенноинтересно это понять, потому что необходимость во мне как-то резко отпала. Какжаль, что вы не хотите поговорить со мной об этом».

Настя четко и добросовестно отвечала на вопросы следователя,ведя с ним пространный мысленный диалог. Она так готовилась к этому разговору,что не желала смиряться с установкой следователя держать ее на дистанции. Пустьне вслух, пусть лишь про себя, но она все равно скажет все, что считает нужным.

– Возвращаясь из номера Исмаилова, вы проходили мимономера 240?

– Я не знаю, где расположен номер 240. Если в томкрыле, где люкс, то проходила. Если в другом – тогда не проходила.

– Разве вы не смотрели на номера комнат, когда шли покоридору?

– Нет. Кроме того, в коридоре было темно.

– Исмаилов провожал вас?

– Нет.