буквально выливал слова мне в лицо. Из его рта продолжало нести пивом. — Наверняка он и нарассказывал тебе сказок. А ты и рад был ушки навострить. В любом случае, теперь это уже не имеет значения. Торговец не сможет более никому ничего рассказать. Как, впрочем, и ты.

«Еще одна кукла уничтожена».

— Сначала я отрежу тебе левое ухо. Затем правое. Чтобы больше никакие пухляши тебе ничего на них не вешали. Потом начну ломать пальцы на руках и ногах. М-е-е-дленно, чтобы ты не потерял сознание, — Тегим-апал провел кончиком лезвия по моему животу, останавливая меч напротив промежности, — ну, а потом я тебя оскоплю. И только тогда, если ты отчаянно попросишь, я, возможно, позволю тебе умереть.

Он надеялся увидеть в моих глазах страх. Отчаяние. Хотел услышать слова о милости. Возможно, я и потешил бы его жажду господства и власти над жизнью, только вот случилась незадача — меня накрыла очередная волна безразличия. Да такая крупная, что даже те ужасы, которые описал Тегим-апал, не заставили вынырнуть из нее.

Поэтому я спокойно ответил, не сводя с него взора:

— Валяй.

Тегим-апал в изумлении поднял брови и широко раскрыл глаза:

— А ты стойкий дружок. Однако это ничего не меняет. Пара взмахов мечом, и вы все начинаете визжать, словно недорезанные поросята. Неважно, кто передо мной — мушкену или муж.

Он встал во весь рост, поигрывая клинком. Я же перевел отсутствующий взгляд на светлеющий небосвод и наполнил свои легкие свежим утренним воздухом.

«А в пустыне, оказывается, не так уж и плохо. Особенно ранним утром, когда солнце еще не успело раскалить воздух и песок так, что на них можно мясо жарить. Хорошо, что я смог побывать здесь именно в эти минуты. Хоть что-то приятное будет в моей…».

— Стой, ассириец! — послышался властный голос.

Я резко прекратил созерцание неба и перевел взгляд на проход между барханами позади тюремщика. Тот, в свою очередь, удивленно обернулся через плечо. В полутора десятках локтей от нас в предрассветных сумерках виднелся силуэт всадника на красивом вороном коне. Неизвестный был облачен в полный доспех. Плотная рубаха, с нашитыми поверх металлическими пластинами, защищала его от шеи до колен. Голову венчал шлем-шишак, а на кожаном поясе красовался меч с золотой рукояткой. Сделав несколько шагов по направлению к нам, всадник остановил коня и ловко спрыгнул на землю. Осел ассирийца поднял голову и с интересом стал рассматривать незнакомца. Когда же тот сделал еще пару шагов навстречу, то он перестал быть таковым.

«Эти голубые пронзительные глаза на беспристрастном лице невозможно забыть».

Эмеку-Имбару. Командир отряда городских стражников.

«Интересно, что он здесь делает?».

— Что привело сюда такого благородного мужа? — прошелестел Тегим-апал, переставая поигрывать клинком и настороженно смотря на незваного гостя.

— Мне надо задать осужденному несколько вопросов.

— Боюсь, это невозможно, господин. Никто не вправе общаться с преступником после вынесения приговора. А мне поручено привести его в исполнение.

— После того, как я получу ответы, можешь исполнять свой приговор, но я выясню то, что мне нужно, — Эмеку-Имбару был все также невозмутим. Его пронзительные голубые глаза не переставали следить за ассирийцем.

— Если вы не уйдете, господин, то мне придется применить силу, — молвил Тегим-апал, медленно поворачиваясь боком к командиру.

— Я не уйду без ответов, — спокойно произнес воин, с лязгом обнажая меч.

— Что ж, дружок — ухмыльнулся ассириец, — я могу закопать и двоих в одну могилу.

Тегим-апал одним прыжком преодолел расстояние между ними, нанося рубящий удар. Он целился в грудь. Эмеку-Имбару легко отклонил выпад и тут же кольнул в шею в ответ. Однако ассириец отпрыгнул, и кончик меча пронзил пустоту.

Тегим-апал, злорадно оскалившись, начал медленно кружить вокруг командира, пытаясь зайти тому с боку. Стопы тюремщика продолжали погружаться в зыбкий песок, но это словно совсем не сковывало его. Эмеку-Имбару внимательно следил за ассирийцем, держа последнего в поле зрения и выставив меч перед собой.

Тюремщик вновь нанес рубящий удар. Эмеку-Имбару поставил блок. Звон металла разнесся по округе. Последовала череда взаимных выпадов. Лязг мечей взорвал тишину, заглушая легкие порывы ветра. Я вместе с ослом и лошадью составляли молчаливую троицу наблюдателей, равнодушно следившую за поединком со стороны.

После обмена ударами противники разошлись на расстояние нескольких шагов, продолжая следить друг за другом.

— Хорошо орудуете мечом, господин, — продолжая ухмыляться, бросил Тегим-апал.

— Меня не уболтаешь, — спокойно ответил Эмеку-Имбару, — эти уловки оставь для других.

Ассириец осклабился и сделал резкий выпад. Воин поставил блок, пытаясь отклонить клинок, но атака оказалась ложной — Тегим-апал внезапно изменил направление, пытаясь пронзить обводящим ударом снизу. Эмеку-Имбару с трудом ушел от выпада, но потерял равновесие и упал. Послышалось глухое бряцание металлических пластин. Песок налип на доспех. Тегим-апал быстро метнулся вперед и с яростью опустил меч, целясь в грудь. Однако клинок пронзил лишь песок — командир успел откатиться в сторону, а затем, вставая, нанес ответный удар наотмашь. Задел щеку ассирийца. На лице выступила кровь. Это привело Тегим-апала в бешенство. Издав рык, подобно голодному льву, он с удвоенной силой начал наступать на Эмеку-Имбару, нанося мощные удары. Лязг металла стал сильнее. Стражник спокойно отбивал каждую атаку, однако теперь уже не делая ответных выпадов.

Поначалу я никак не мог понять — почему Эмеку-Имбару перестал отвечать на удары, а только уворачивается и блокирует свирепые атаки? Но потом я начал замечать, что движения ассирийца становятся менее резкими. В них появилась тяжесть и скованность, будто его члены налились свинцом. Дышать он стал куда глубже и прерывистее, нежели соперник. Вывод напрашивался сам собой. Эмеку-Имбару просто изматывал Тегим-апала, а сам берег силы для решающего удара. Очевидно, это начал понимать и сам тюремщик. Совершив еще несколько яростных попыток пробить защиту командира, ассириец внезапно перестал атаковать и быстро отошел на безопасное расстояние, пытаясь восстановить дыхание. Несмотря на утреннюю прохладу, лоб Тегим-апала покрылся испариной, а веки заливал пот. Тем не менее он не сводил с Эмеку-Имбару взгляда своих сощуренных злобных глаз. Песок налип на