О формировавшемся характере молодого человека говорит история с его последним учебным днем в Гарварде. Джозеф Биль, профессор-законовед с сорокалетним стажем, жесткий и ироничный, был грозой студентов в классных комнатах. В дискуссии с Билем нужны были крепкие нервы и изощренный ум. В тот день Буллит упорно защищал свою точку зрения (разбиралось дело о незаконном владении оружием). Раздраженный профессор после обмена мнениями посоветовал студенту перейти в духовную семинарию, «которая находится всего в трех кварталах отсюда». В аудитории раздался хохот, а Буллит покинул класс и первым же поездом отправился в Филадельфию, успев на площадь Риттенхауз как раз к ужину.

Уильям Буллит-старший, известный далеко за пределами своего города предприниматель, разбогатевший на поставках угля для пароходных компаний, умер весной 1914 года. Семье остались значительные финансовые средства. Уильям с матерью решили сменить обстановку и предприняли большой европейский тур. В августе 1914 года, когда в Европе началась Первая мировая война, Буллиты остановились в гостинице «Националь» в Москве. Этот приезд стал первым знакомством Билла с древней столицей России. На улицах и площадях первопрестольной шли нескончаемые патриотические демонстрации с хоругвями и портретами Николая II, и тысячи людей желали умереть «за веру, царя и отечество». На пути домой «нейтральные» американцы посетили Берлин, Париж и Лондон. В каждой из европейских столиц проходили не менее многолюдные патриотические шествия, где тысячи людей уверовали, что Бог и Правда на их стороне.

Из Лондона Билл послал свои первые заметки в газету «Нью-Йорк Таймс». Он мечтал стать военным корреспондентом (подобное пытался делать другой молодой патриций, Уинстон Черчилль), но американское министерство обороны отклонило прошение Буллита. По возвращении в Филадельфию Билл становится репортером ведущей городской газеты «Паблик Леджер» с зарплатой десять долларов в неделю и поручением вести полицейскую хронику. Потомственный филадельфийский джентльмен оказался неплохим репортером, бойким и пронырливым, а его хлесткие репортажи все более привлекали читательское внимание и нередко занимали первую полосу газеты.

Весной 1916 года Буллит женился на Эрнесте Дринкер, девушке из лучших семейств города. Дочь президента одного из филадельфийских университетов была, по отзыву младшего брата Билла, «поразительной красавицей с темными волосами, сияющими глазами… тонкой фигурой… остроумной говоруньей». Как признавалась разборчивая невеста матери, она получила столько предложений руки и сердца, что перестала их считать, сбившись на пятидесяти. Ее салонный портрет приобрел в коллекцию нью-йоркский музей Метрополитен.

В мае 1916 года молодожены отправились за океан. «Паблик Леджер» обзавелась собственным европейским корреспондентом, к тому же никогда не нуждавшийся в деньгах Билл отказался от гонораров. Буллит брал интервью у государственных мужей Бельгии, Германии, Австро-Венгрии. Не лишенная литературного дара, Эрнеста Дринкер рассказала о затянувшемся «медовом месяце» в книге «Дневник без цензуры».

«Билл отправился на восточный фронт, — писала Эрнеста. — Он летал на аэроплане над русскими позициями, был обстрелян и получил море впечатлений». Молодому американцу удавались беседы не только с германским или австрийским имперским истеблишментом, но и с простыми солдатами — баварцами, мадьярами, тирольцами, возвращавшимися с фронта. Эрнеста описывала, как Билл умудрялся обходить немецкую военную цензуру, балансируя на грани между «нейтральным корреспондентом» и «агентом враждебной державы».

Возвратившись весной 1917 года в Соединенные Штаты, Уильям Буллит почти сразу же стал главой корпункта «Паблик Леджер» в Вашингтоне. Филадельфийская газета-соперница даже наняла частного детектива, чтобы проследить, каким образом этот проныра умудряется добывать конфиденциальную и сенсационную информацию, сделавшую ему имя. Мэтр американской журналистики Уолтер Липпман, первым разглядевший особый дар Билла, назвал его «самым способным из американских корреспондентов». И добавил: «Его интуиция в оценке событий была удивительно точной». Именно это особое «репортерское» чутье Буллита самым драматическим образом определило его последующую биографию.

Среди вашингтонских покровителей журналиста — полковник Эдвард М. Хауз, один из советников президента Вильсона, «серый кардинал Белого дома», как называли его в столице. Хауз не сомневался, что Билла ожидает блестящая карьера. Не без помощи полковника, в декабре 1917 года Буллит перешел на работу в государственный департамент, где возглавил бюро центральноевропейской информации. Сферой его аналитической деятельности была Австро-Венгрия и Германия, но стал заметен интерес молодого дипломата к событиям, происходившим в бывшей Российской империи.

«Тяжелая средневековая тирания, правившая Россией, исчезла подобно дыму на ветру… И из серого моря безмолвных, запуганных рекрутов, из рек рабочих, согбенных страшной усталостью, из мира мужиков, темных и бессловесных, вырисовывается нечто великое…» — в ту пору на столе у многих американских левых интеллектуалов лежали публикации Джона Сайласа Рида, радикального литератора, будущего автора «Десяти дней, которые потрясли мир». Во многом благодаря таланту этого противоречивого поэта и журналиста, прозванного за стиль «американским Киплингом», среди либеральной интеллигенции Запада надолго укоренился миф о рождавшейся на востоке «заре нового мира».

Билл Буллит всю жизнь был романтиком, и эти взгляды разделяли многие представители его поколения. Осенью 1917 года будущий знаменитый писатель Фрэнсис Скотт Фицджеральд, бросивший Принстонский университет, находился на военной службе в Канзасе. Командиром его учебного взвода, готовившегося к отправке в Европу, был капитан Дуайт Эйзенхауэр, будущий президент Соединенных Штатов. Той же осенью в канзасской газете «Стар» работал молодой корреспондент Эрнест Хемингуэй, собиравшийся за океан с миссией Красного Креста. Это молодое поколение, будущая гордость нации, отправлялось в старушку Европу, чтобы выиграть «войну за демократию», которая, как уверял президент Вильсон, станет «последней войной в истории человечества».

Первая мировая война завершилась в одиннадцать часов одиннадцатого дня одиннадцатого месяца 1918 года. Впервые в истории Соединенные Штаты участвовали в масштабных боевых действиях за океаном. Более миллиона американских солдат, отправленных на германский фронт, склонили чашу весов войны в пользу держав Антанты.

Томас Вудро Вильсон, по общему признанию, один из самых одаренных американских президентов, готовился к поездке в Европу. Вильсон отказался от вековой традиции американской дипломатии, выраженной в прощальном послании Джорджа Вашингтона — «отстоять от европейских конфликтов». Не было в Старом Свете более популярной фигуры, чем историк-интеллектуал, в прошлом ректор Принстонского университета, возглавивший мирные переговоры в Париже. В европейских столицах перед портретами Вильсона зажигали свечи.

Уинстон Черчилль, тогдашний первый лорд адмиралтейства Великобритании, вспоминал: «Аппетиты, страсти, надежды, голод и анархия — вот что господствовало в тот момент, и в этом одновременном и почти повсеместном хаосе взоры всех людей были обращены на Париж. От этого бессмертного города, веселого и трагического, измученного и торжествующего, тело которого было покрыто рубцами ран, а глава увенчана короной победы, более половины человечества ожидало удовлетворения и избавления».