— Не бойтесь, — прохрипел он, будто тихо смеясь. — Здесь безопасно. Этот дом принадлежит моей матери.

— Вы хотите познакомить меня с вашей мамой? — обомлела я, забыв про всякий страх.

Герцог начал подниматься по шаткой лестнице, ведущую на второй этаж. Все вокруг покрывал толстый слой пыли, но на полу виднелась толстая широкая полоса: видно, что что-то тащили наверх и совсем недавно.

— Как бы я не хотел, боюсь, я не смогу сделать этого, госпожа Тернер. Она умерла двадцать четыре года назад.

Я взглянула на бесстрастное лицо герцога.

— Я… я сожалею.

Мужчина ничего не ответил, продолжая подниматься по лестнице.

Перед нами оказалась единственная темная дверь. Подойдя, мы услышали внутри какое-то движение, звон колокольчика и короткое басовитое мурлыканье.

Подняв перед собой руку, герцог отчетливо произнес “Introitus” и ударом ноги широко распахнул дверь. На великолепном диване с золотыми ножками возлежал рыжий кот, играясь с маленьким колокольчиком. Увидев вошедших, он опять громко заурчал и спрыгнул на идеально чистый пол. Эта комната в отличие от всего дома была убранной, роскошной и невероятно красивой. Все стены были уставлены в книгах, словно гостиная являлась библиотекой.

Меня осторожно опустили на пол, и не удержавшись, я подошла к одному из стеллажей. Провела пальцем по мягким кожаным обложкам, вчитываясь в названия. И найдя знакомую книгу, я оглянулась на замершего при входе герцога и смущенно спросила:

— Можно?

— Берите, что пожелаете, Ария.

— А где… — я растерянно огляделась, — со мной был пес. Рик. Возможно вы его не видели, но…

— Я видел. Не беспокойтесь, он не может подняться в чужой дом и дожидается вас внизу. Берите уже книгу, не стесняйтесь.

Аккуратно достав сказку о трех королях, я зашелестела страницами и принялась разглядывать волшебные рисунки, которые были созданы, судя по всему, собственными руками. Из-за зажженного камина в комнате было жарко, я расстегнула пальто, не отвлекаясь от акварельной лисы с медовыми глазами.

— Их нарисовала ваша мама? — спросила я восхищенно. — Рисунки? На других книгах тоже есть наброски? — я принялась доставать книгу одну за другой, с восторгом рассматривая великолепные иллюстрации мест, которые невозможно было представить, если не увидишь их воочию. — Наверное, она была художником, верно? Вы только посмотрите на этого дракона, подумать только! Здесь даже анатомия есть!.. Вы… — я не успела продолжить фразу, ошеломленная тем, насколько быстро герцог Блеймонд вдруг оказался рядом. Мужчина взял мое изумленное лицо в свои большие, сухие ладони, и, наклонившись, хрипло прошептал:

— К демонам все. Просите у меня, что захотите, Ария. Бриллианты, любые драгоценности, замки… Но я больше не могу сдерживаться.

— Что вы…

Мой возглас потонул в горячем поцелуе. Герцог целовал меня несдержанно и жадно, словно изголодавшийся зверь. Мягко толкнул меня в книжный стеллаж, прижал к себе, лишая сопротивления. Его не волновало, что я не отвечала, он лишь с каким-то больным упорством продолжал сминать мои губы и шептать что-то в коротких перерывах:

— Non te illi dabo. Numquam… Non te illi dabo… Numquam… Numquam…

— Отпустите! Я не понимаю!

— Я знаю, милая. Я знаю. И хорошо, что не понимаешь, — поцелуи ложатся вдоль скулы, жесткие губы спускаются к шее, говорят все так же тихо: — Понимала бы ты, о чем я говорю, я бы к тебе не прикоснулся… Какая же ты волшебная, Ария…

Мне жарко от его слов, кровь прилила к лицу, в горле пересохло. Ужасное осознание того, что флер, кажется, начал действовать в положенный ему срок, обрушился на меня острой лавиной чувств. Вот руки герцога пробираются через пальто, сжимают талию, притягивая к себе еще ближе, сухие губы ласкают местечко за ухом, целуют висок… движутся мокрой дорожкой к губам, а когда я чувствую его горячий и влажный язык у себя во рту, из меня невольно вырывается стон… И герцог замирает, перестает жадно целовать, тяжело заглядывает в глаза, пытаясь во мне что-то увидеть и шепчет хрипло, болезненно, жарко:

— Ария…

А потом в тишине комнаты, нарушаемой лишь треском камина и нашим шумным дыханием, раздается ледяной голос… до ужаса знакомый голос:

— Как… очаровательно!

Прежде чем я смогла обернуться, герцога Блеймонда снесло одной жуткой волной магии, тот ударился о стену, пробив там дыру, книги посыпались на пол одна за другой, а Киллиан все не прекращал наносить по Заклинателю удары! Один, второй, третий! Равеллиан выставил магический щит, но когда по полу поползли сотни белых змей и я вскрикнула, отвлекся, пытаясь убедиться, что со мной все в порядке, отвернулся, и одна змея успела впиться шею. Я вскрикнула повторно, герцог начал стремительно бледнеть.

Равеллиан пошатнулся, но устоял. А Киллиан, чьи глаза были темнее самой бездны, усмехнулся:

— Демоны! Пришлось попотеть, чтобы попасть к вам в гости. Мог бы и не наставлять на меня целую армию, Рав, — а затем его лицо ожесточилось: — Я разве не говорил тебе не трогать мою звездочку, мм? Ты заплатишь за это, Блеймонд!

В руках у Аспида вдруг появилось что-то ужасное, плотное, темное… По деревянному полу пополз иней, температура воздуха заметно упала, при каждом выдохе изо рта выходили клубки пара. Я испуганно сглотнула, предчувствуя, что вот-вот произойдет что-то ужасное, и не думая, кинулась на перерез, отталкивая от себя змей, что ползли по моим ногам.

— Прекратите! Немедленно!

Удар пришелся по плечу. Я без сил упала на пол без возможности сделать хоть один вдох. Боль была такая, что казалось, мои вены взорвутся разом и я истеку кровью прямо тут, на ковре в Черни. По щекам безмолвно поползли слезы, сил не было даже на малейший крик. Я замерла, боясь, что за новым движением последует очередная болезненная вспышка.

— Дыши, звездочка… — шептали надо мной надломлено. — Пожалуйста, дыши, душа моя.

Время тянулась так медленно… Наконец, на меня обрушилась столь желанная темнота, забирая с собой всю боль и отчаянье.

Слышались крики, возня… удары… Казалось, прошла вечность, прежде чем появился новый, неизвестный мне ранее голос:

— Г-г-господин Аспид, я сделаю, что смогу.

И жестокое, ледяное в ответ:

— Конечно, сделаешь. Если ей не станет лучше в течение часа, я убью тебя самым болезненным способом.

— Г-госпо-один Блеймонд, я не подписывался на такое, я являюсь заслуженным профессором, я…

И в ответ не менее ледяное, чем секундой ранее:

— Лечите, профессор. За каждую пролитую ее слезинку, я буду лишать вас…

Продолжение фразы, слава богам, я не услышала, провалившись в блаженный сон. А когда проснулась с облегчением осознала, что боли больше нет, вообще никакой нет! Ни ощущения раздираемой плоти на плече, ни головной боли, ни апатии, ни грусти! Мне