не произойдет, если до вечера я буду говорить только правду? Энни не та девушка, которая будет расспрашивать о секретах.

Раз иного не остается, тогда… Надеюсь, я не умру от Правдивой воды и она не будет столь ужасна на вкус.

Стараясь сохранить невозмутимое лицо, я осторожно достала одну шоколадную конфету и поднесла ее ко рту. Конфета, как конфета: молочный шоколад и вишневый конфитюр в качестве начинки. Я проглотила ее, умудрившись чуть не подавиться, и тут же сделала глоток чая. А потом еще один, и еще… Мало ли что русалка может еще меня спросить.

Наспех попрощавшись с госпожой Лиардон, я выскочила из лавки, придержав дверь для призрачного пса и двинулась вперед по Сладкой Улице — прямиком к наемным экипажам.

— Рик, подожди.

Пес послушно замер. Какая-то смутная догадка не давала мне покоя… и я остановилась прямо по середине дороги.

Шоколадные крошки?

“…Зачем ты пришла в мою лавку? У меня редко бывают посетители.”

“…Русалки не едят сладкое, лапочка. Но ты не отказывайся.”

Я растерянно взглянула на вывеску кондитерской господина Буно. Пожалуй, мне стоит купить ванильные эклеры для Энни.

Глава 17 — Господин Нобу

Everybody Wants To Rule The World — Lorde

Чернь, Империя Шаттергард.

Ария Тернер.

Кажется, в Шаттергарде любили вешать колокольчики при входе.

Только в отличие от лавки госпожи Лиардон звон в кондитерской был другим… словно звук попадал в самое нутро, в глубину души и оставлял там свой след. Я нахмурилась, не смело делая шаг. Пес следовал за мной по пятам и как-то горбился, словно в Рика тоже попало какое-то заклинание.

Меня встретил немолодой мужчина с проседью в густых волосах, глазами цвета жженого сахара и легкой сутулостью. С моим появлением в кондитерской господин перестал мерить шагами прилавок и уставился на меня с открытым ртом, словно его поразило мое внезапное появление. Можно подумать, что на оживленной улице Черни у него не бывает посетителей.

— Добрый вечер, госпожа. Чего изволите?

Глаза его как-то странно горели, щеки пылали. Все признаки одержимости, которую я видела в собственном отражении, были на лицо. Я подобралась, тревожно косясь на спокойного пса, который сидел рядом, высунув язык.

Наверное, это опять паранойя. В конце концов, старик выглядел безобидно. И со мной рядом Рик.

Заставив себя улыбнуться, я оглядела прилавок с выпечкой и остановила свой взгляд на ванильных эклерах с полосочками ягод наверху.

— Доброе утро, — я прокашлялась. Ну подумаешь, перепутал день с вечером, c кем не бывает? Со мной такое часто случалось особенно в те дни, когда я была загружена учебой или работой. — Положите, пожалуйста, с собой вот эти эклеры. Две порции.

Мужчина как будто не сразу понял, что я произнесла. А если и понял, то был знатно удивлен. Улыбка начала медленно сходить с моего лица.

— Эклеры, — повторила я. — Ванильные. Пожалуйста.

— А… конечно, госпожа, — высокий старик спохватился, дерганно сложил эклеры в картонную коробку и подал прямо мне в руки.

Я не удержалась и откусила маленький кусочек, а затем зажмурилась от удовольствия. Господи, настолько вкусного десерта я в жизни не ела!

— Очень вкусно, — сказала я смущенно, стерев крошки с уголка рта. — Вы не сказали цену, господин.

Господин улыбнулся, отчего морщины возле его темно-желтых глаз сложились в забавную паутинку.

— Подарок для милой леди. Меня зовут господин Буно.

Я уже хотела воспротивиться, как мужчина вдруг спросил тихим, сочувствующим голосом:

— Вы в порядке? Моя выпечка… может вызывать истинные эмоции. И это не всегда приятно.

— Да, — пробормотала я в ответ. Я почти не чувствовала своей головы, ноги и руки отяжелели, а лицо пекаря расплывалось перед глазами.

— В чем дело? — негодующе спросил он. — Что с тобой? Уж не собираешься ли ты упасть в обморок, Анна Волкова?

— Никак нет, господин, — помотала я головой и рухнула на пол.

Рик тревожно забегал, но рычать или защищать не собирался, лишь облизал руки резко подошедшему мужчине.

— Здравствуй, Фредерик. Давно тебя не видел, дружище. Как это твою хозяйку угораздило упасть от воспоминаний?

Он сгреб меня в охапку и понес на руках вверх по лестнице, через кухню, озаренную ярким солнечным светом, на второй этаж, а там поднял по еще одной лестнице на чердак и аккуратно положил на кровать, сняв с моей головы шапку. И пожалуй именно она стала последней каплей. Я сломалась на какой-то ерунде, вспомнив о шапках и о связанных с ними воспоминаниях, мне даже помыслить было страшно — плакать перед совершенно незнакомым человеком, но слезы уже рвались наружу, потекли по моим щекам бешеным позорным потоком.

Я глупо разрыдалась, свернувшись калачиком прямо в пальто и зимних ботинках. Господин Буно стоял надо мной, не вызывая ни малейшего намека на сочувствие или утешение. Он просто рассматривал меня с таким же напряженным любопытством, с каким Киллиан изучал те страшные вещи, что плавали в специальных растворах в его лаборатории.

— Ты, должно быть, скучаешь по родителям? — спросил он тихо.

Я кивнула, не в силах говорить от рыданий.

— Я тоже, Анна, — вторил он. — Я тоже.

Кажется, господин был весьма искренен. Оба моих родителя были медиками, мама занималась неврологией, а папа работал хирургом, спас множество жизней, находясь в больнице больше времени, чем бывал дома. После их смерти я глубоко заперла воспоминания о них… и о шапках, которые мама заставляла носить зимой. А я ненавидела шапки. Они были колючие и от них на моем лбу оставались следы.

За день до той ночи, когда авария отняла у меня обоих родителей, я лежала в кровати и не могла заснуть от клокочущей обиды. Мои одноклассники смеялись надо мной из-за огромной шапки с пушистым помпоном, назвали уродиной после уроков. Ох, как же мне было обидно! Настолько, что я с грохотом хлопнула дверью прямо перед маминым носом, когда она хотела со мной поговорить.

В комнату я пустила только папу, который как раз вернулся уставший после работы.

— Нарыдалась, солнышко?

Я все смотрела и смотрела, не отрываясь, на доброе лицо отца, в его добрые глаза, уверенная в том, что мама и папа всегда будут со мной. Какое же наивное заблуждение!

— Ты возьмешь меня с собой на работу завтра?

Он улыбался. Грустной, доброй улыбкой.

— Я уже почти взрослая папа! Мне десять… почти одиннадцать! Ну пожалуйста, пожалуйста, возьми меня с собой!

Он погладил меня по щеке. Прикосновение его было ласковым и теплым.

— Может быть, Аня. Может, когда-нибудь возьму.

Господин Буно оставил меня наедине с моими