заборами. Летом там живут добытчики дров и дерева. Охотники. А зимой останавливаются обозы. Дальше места довольно дикие. Там мало кто селиться любит.

— Почему? — спросила я.

— Люди любят жить под защитой у сильных землевладельцев, которые могут отогнать разбойников, кто поможет сохранить деревню, когда случится неурожай или беда какая приключится. А землевладельцы селятся ближе к центру. Мы же живем в стороне ото всех. Живем по своим правилам. Чужаков к себе не допускаем. С деревней торгуем, но не защищаем. Поэтому люди не любят селиться около наших земель. Может со временем и подойдут деревни к подножью гор. Однажды уже такое было. Мне еще дед рассказывал. Но люди — они слабые. Легко болеют. Быстро умирают. У них при одном владыке все хорошо, богато. Проходит лет тридцать. Едешь по тем же землям, а там разруха. Спрашиваешь местных, и выясняется, что владыка умер, а его сыновья не поделили трон. И брат на брата пошел. Втянули в это дело и других жителей. И в итоге получилось, что богатые деревни обеднели. Бедные и вовсе были покинуты. А от некоторых остались лишь воспоминания, которые сохранены на наших картах. Потом проходит какое-то время и жизнь налаживается, деревни разрастаются. Становится больше землевладельцев, которые готовы взять на себя обязанности перед деревнями. Потом что-то происходит и приходит упадок.

— Вы долго живете.

— Долго. Средний купец ведет торговлю шесть-восемь десятков лет. Он может заключить договор одним ремесленником, а закончить с его внуком, а то и правнуком.

— Это тоже пугает. Такая продолжительность жизни. Мы не так много живем, как вы.

— В горах все живут долго. И семья — это на все время. На всю жизнь, пока кто-то не умрет от несчастного случая или от глубокой старости.

— Или от болезни.

— Дома почти нет болезней. Их здесь много, а у нас нет. Другой воздух. Родные стены. Это все жизнь продлевает и не дает болеть.

— Знаешь, иногда полезно вниз спускаться. Столько нового узнаешь. Гиль почти ничего не рассказывал. Все общими фразами говорил. А из них ничего толком непонятно.

— Ты и так бы все это узнала. На месте. В пути не до разговоров. Много дел. Гиль, он же еще переводить должен. За день так наговорится, что к вечеру и разговаривать уже не охота. Но успокоить он все равно должен был.

— Успокаивал, только я, наверное, сложно успокаиваюсь, — ответила я.

— А со мной страшно?

— Нет. Интересно. Редко встретишь гнома, который на понятном языке говорит. Мне чтоб хоть как-то понимать пришлось ваш язык учить, — сказала я.

— И как успехи?

— Одно слово понимаю, а три пропускаю мимо ушей, — ответила я. Он тихо рассмеялся.

— Неплохой результат. Хочешь тебе секрет расскажу? Только ты никому его не рассказывай. Умеешь ведь тайны хранить?

— Смотря какие, — осторожно сказала я. — Слишком серьезные я знать не хочу.

— А тут как посмотреть. Если кто узнает, то у наших купцов проблемы будут с торговлей. Но это не такая уж и большая тайна. Рано или поздно ты это узнаешь. Так как? — он посмотрел на меня. По губам скользнула улыбка. Явно ведь ничего серьезного мне не доверит. Любопытство. Я не смогла с ним справится. Кивнула. Он подвинулся ближе, чтоб прошептать мне на ухо. — Мы знаем этот язык, а некоторые из моего народа, знают по два и три языка. Сама подумай, матери у нас откуда? Думаешь они забывают свои корни? Нет. Так что мы все понимаем, но делаем вид, что не знаем.

— Почему? — тихо спросила я.

— Преимущество. Они думают, что мы дикари, так зачем их переубеждать? Порой доходит до смешного, когда при нас обсуждают как нас обмануть или ограбить. Но, даже если ты с кем-то заговоришь на эту тему, то никто и ухом не поведет. Чтоб сохранить обычаи, чтоб сохранить народ, надо чтить традиции. А какие традиции без родного языка?

— А у тебя неприятностей не будет, что ты со мной тут беседы ведешь? На чужом языке разговариваешь? — спросила я.

— Чего такая забота?

— Зачем мне желать тебе неприятностей?

— Верно. Мы с тобой не враги. Неприятностей не будет. У меня работа такая, что без знания языков нельзя. Тебя как зовут?

— Лета.

— Терн. Вот и познакомились, — сказал он. — Давай я тебя назад в комнату провожу. А то кто еще увидит тебя со всеми вещами, решит, что ты сбежать решила.

— И что тогда будет? Если кто-то решит, что я сбежать хочу?

— Расспрашивать начнет, что да как. Не выспишься пока на вопросы ответишь.

— Я никуда не убегу. Но мне лучше здесь переночевать, на лавке.

— Лавка — это не кровать. На ней спать неудобно.

— А мне не привыкать.

— Давай лучше в комнату провожу.

— Там спать негде. Кто-то кровати перепутал. Меня выгнал. А искать куда приткнуться… Я лучше здесь посплю.

— Как все интересно, — он отсел в сторону. Задумчиво погладил бороду. — Давай тогда ты здесь посидишь. Но никуда не сбежишь. Хорошо?

— Я не настолько глупа, чтоб ночью в мороз куда-то уходить. Города я не знаю. Денег у меня мало.

— Даже деньги есть?

— Немного. Я рубашки шила, пока мы морозы пережидала. Кто-то в обмен чего-то давал, а кто-то деньгами платил.

— Ладно. Сиди здесь и жди меня. Мне надо обход сделать. А потом я найду тебе место, где можно будет остаток ночи провести.

— Да я и здесь проведу. Не надо беспокоиться.

— Я скоро.

Он ушел, а я осталась на лавке. И чего так беспокоиться? Я свернула куртку и положила ее под голову. В комнате тепло, поэтому необязательно спать в куртке. Тем более что не так долго и спать осталось. Казалось, что я только глаза прикрыла, когда кто-то коснулся моего плеча, заставив резко сесть.

— Так чутко спишь? — спросил Терн.

— А как иначе? Расслабишься, так на полу окажешься, — ответила я.

— Пойдем, нашел я одно место.

— Я…

— Тихо. Не спорь.

Он вроде сказал тихо, но в