– Интересное наблюдение. Только вот непонятно, если вы не обращали на Вадима внимания, то как вы сделали такое наблюдение?

– Почему я не обращала на него внимания? Обращала. Парень он видный, с этим не поспоришь.

– Может, он вам понравился? Может, захотелось перекинуться с ним парой слов? Наедине. Ночью.

– Что это за намеки? Почему вы так со мной разговариваете? – возмутилась Элла.

Она теряла самообладание, но именно этого, казалось, и добивался Круча. И он не замедлил нанести удар.

– Потому что на упаковке с презервативом были обнаружены отпечатки ваших пальцев.

– На упаковке с презервативом? – потрясенно переспросила она.

– Вы предложили Вадиму презерватив, он отказался, – непроницаемо смотрел на нее подполковник.

Не человек он, а монстр какой-то бездушный. И взгляд у него ледяной, замораживающий, под ним Элла вдруг почувствовала себя на берегу пруда в ту злополучную ночь, когда погиб Вадим.

– Я не предлагала ему презерватив, – мотнула она головой.

– Хотите сказать, что это Вадим предложил вам?

Круча смотрел на нее, как удав на кролика, и она невольно шагнула ему в пасть. И даже кивнула. Но в этот момент в комнату вбежал Олежек, тронул Эллу за коленку и этим вывел из транса. Подбородок ее прилип к груди. Не кивала она, соглашаясь, просто хотела посмотреть на Кручу исподлобья, из-под нахмуренных бровей, чтобы выразить этим свое возмущение.

– Мама, я гулять хочу! – Олежек умоляюще смотрел на нее.

– Не сейчас, я занята. Поиграй пока.

Олежек кивнул, опустился на пол прямо перед ней и стал возить по полу маленькую машинку, выдавливая из себя звук мотора.

Круча внимательно посмотрел на Олежку. Похоже, от его проницательного взгляда не укрылось, что сын у нее аутичный. Он уже не слабенький, иммунитет у мальчишки хороший, но определенная задержка в умственном развитии ребенка чувствовалась. Ему в октябре будет семь лет, но в школу он в этом году не пойдет. Рано, не потянет он программу первого класса. Тяжело ему дается учеба, очень тяжело. Такое вот наследство оставил ему родной папа.

– Хороший у вас малыш, спокойный, – улыбнулся Круча.

Но Элле его улыбка не понравилась. Она была на взводе, на грани истерики.

– На что вы намекаете?

Да-да, намекает он. Ребенок не совсем нормальный, Элла сама в этом виновата. Больше рожать она не собиралась. Олежку бы на ноги поставить.

– Я намекаю? – с искренним удивлением посмотрел на нее Круча. – Я ни на что не намекаю.

– Что вы все время в душу ко мне лезете? – истерично воскликнула она. – Что вам от меня нужно?

– Мне правда от вас нужна… И успокойтесь, пожалуйста, ребенка не пугайте!

А Олежек действительно уже смотрел на нее, личико скривилось, сейчас из глаз хлынет соленый дождь. Элла подхватила его на руки, прижала к себе, шагнула в сторону, легонько покачивая сына из стороны в сторону.

– Баю-баюшки-баю, не ложися на краю!..

С нормальными детьми это бы не сработало, но у Олежки особый случай, поэтому личико его разгладилось, глаза закрылись. Рефлекс у него – если мама поет колыбельную, значит, пора спать. А ведь он заснет, обязательно заснет. Надо только подождать немного. А время, кстати говоря, работало на Эллу. Она уложит Олежку спать, а заодно успокоится.

Квартира у Ковальских была не очень большой, обыкновенная «трешка», никакой элитности в планировке, да и дом типовой, в спальном микрорайоне. Ремонт они сделали хороший, но без претензии на роскошь, мебель приличная, но далеко не самая дорогая. Может, поэтому Ковальские и не приглашали к себе Костиных и Муравлевых, чтобы не ударить в грязь лицом. Жили они явно небогато, но, возможно, Леонид Артемьевич нарочно так скромничал, чтобы не привлекать к себе внимание компетентных органов. С коррупцией действительно начали бороться, и, что бы ни говорил простой обыватель, за нее уже действительно стали сажать. Далеко не все, конечно, попадают под новую гребенку борьбы со стяжательством, многим, прежде всего крупным функционерам разных мастей, удается избегать наказания, но чувства полной безопасности у нечистых на руку чиновников уже нет. Вот и маскируются они под среднестатистических граждан, как в свое время это делал подпольный миллионер Корейко.

– Знаете, у меня мало времени, так что давайте закругляться, – сказала Элеонора.

Она только что вернулась из детской, куда унесла засыпающего ребенка. Мальчик как будто почувствовал, что мама попала в западню, и прибежал, помог ей увести разговор в сторону. И еще подарил ей время, чтобы собраться с духом и подготовить позиции для организованного отступления. Элеонора попыталась воспользоваться этой неожиданной передышкой, немного пришла в себя, осмелела.

– Хорошо, сейчас вы скажете, что делали в беседке с Вадимом Остроглазовым, и я сниму этот вопрос.

Но допрос, конечно же, не закончится. Не для того он проехал шестьсот километров, чтобы уйти несолоно хлебавши.

– Что я делала в беседке с Вадимом Остроглазовым? – чтобы собраться с мыслями, переспросила Элеонора. – Шашлык ели, вино пили.

– Ночью?

– Нет, днем.

– Элеонора, ну зачем вы морочите мне голову? Вы же прекрасно поняли мой вопрос. Зачем вы крадете у себя свое же время? И у себя крадете, и у меня… Вы предложили Вадиму презерватив, он отказался.

– Презерватив?.. Да, был презерватив, – кивнула она. – Он лежал на столе. Я ночью вышла прогуляться, заглянула в беседку, а там на столе что-то лежит. Смотрю, презерватив. Мне стало противно, я эту гадость выбросила.

Точно, заминка с ребенком пошла Элеоноре на пользу. И все-таки она осталась в проигрыше, потому что вышла у Кручи из доверия. Раз она лжет, изворачивается, значит, совесть нечиста. Или свое преступление пытается скрыть, или мужа выгораживает.

К тому же Круча не терял времени даром, пока Элеонора возилась с ребенком.

– Ночью прогуляться вышли? А что, не спалось?

– Представьте себе, нет.

– Да я-то представляю. А ваш муж как к этому отнесся?

– Мой муж спал как убитый.

– Да, но потом он проснулся. Вышел вслед за вами во двор, ну а там вы с Вадимом Остроглазовым… стол от презервативов очищаете.

– Не было ничего такого, – Элеонора внимательно посмотрела на него напряженным, настороженным взглядом.

Сцена, о которой шла речь, происходила на заднем дворе большого и вовсе не безлюдного дома, значит, могли найтись свидетели. Элеонора это понимала, поэтому внутренне напряглась.

– Было. И тому есть свидетели, – ввел ее в заблуждение Круча.

– Не было свидетелей, – снова растерялась она. – Не могло быть…