Элла бросилась к мужу: она хотела помочь ему подняться, но Леонид ударил ее раскрытой ладонью по щеке, да так сильно, что зазвенело в ушах.

– За что? – возмутилась она.

– За то, что ты шлюха!

– Да он изнасиловать меня хотел!

– Сейчас я тебя насиловать буду!

Леонид не полез к ней под подол, не стал раздвигать ноги, он всего лишь огрел Эллу второй пощечиной.

– Сволочь! – психанула она.

И, плюнув мужу в лицо, побежала к гостевому дому.

– Стой, сука!

Она забежала в свою комнату, закрылась изнутри, но вскоре появился Леонид и с силой стал колотить в дверь.

– Открой, тварь!

Он мог высадить стекло в двери, к тому же он очень шумел, а Элла не хотела, чтобы Муравлевы стали свидетелями столь позорной сцены.

Она открыла дверь и, когда Леонид ворвался к ней, сама набросилась на него, но не с кулаками, а с поцелуями.

– Леня! Ленечка! Ну ты же видел, он сам!.. Я не хотела… Он сам… Прости меня… Прости дуру… Я люблю тебя… Я же люблю только тебя…

Страшно было представить, что муж разведется с ней, отправит ее в родной Александровск без гроша в кармане, с ребенком на руках. Что она маме скажет, отцу? Да над ней же все смеяться будут. И на работу никто не возьмет. А еще Слава домогаться будет. Он такой грязный, мерзкий, но ведь она не сможет ему отказать.

– Я видел, как ты меня любишь, – с упреком смотрел на нее Леонид.

Она смогла сбить с него волну гнева, но совсем утихомирить не вышло. Однако руки он уже не распускал, и то хорошо.

– Думала, если я сплю, можно с чужими мужиками черт знает чем заниматься?

– Да я просто погулять вышла…

– Ага, накрасилась, как шалава!

– Я всегда такая…

– Курва ты!

– Лень, мы должны ехать в милицию! Лень, мы должны подать заявление!

– На развод?

– Лень, ну не надо на развод! – заплакала Элла. – Я в петлю полезу, если мы разведемся! Честное слово!.. Хочешь, я прямо сейчас утоплюсь!

– Стой! – схватил ее за руку Леонид. – Успокойся. Про какое заявление ты говорила?

– Вадим пытался меня изнасиловать. Ничего не было, но ведь он пытался.

– Точно не было?

– Точно.

– Ты хочешь его посадить?

– Да! Хочу! С подонками только так!

– Да, ты права, он должен ответить. Завтра утром поедем. Ложись, отдыхай, – кивком головы он показал на кровать, а сам повернулся к двери.

– А ты куда?

– Пойду прогуляюсь.

Он ушел, минут через двадцать вернулся. И с ходу велел собирать вещи.

– Мы уезжаем! – взволнованно сказал он.

– Почему так рано?

Элла посмотрела на часы.

– Ты же сама собиралась подать заявление.

– Так рано еще. Утром надо.

– Не надо. Не надо заявление. Позориться только. Домой поедем. Я домой хочу.

– Ты же пьяный.

– Ничего, ты трезвая.

– Не совсем.

– Я сказал, поехали! Или со своим Вадимом остаться хочешь?

– Не хочу!

Они ехали в Москву всего на две ночи, поэтому вещей у них было немного. Элла наспех собрала сумку, и Леонид отнес ее к машине.

Во дворе стояла полная тишина, только было слышно, как шелестит в кронах деревьев ветер и стучит по крышам дождь. Ни души во дворе, и в доме Костиных свет не горит. Никто не помешал им уехать, да и не собирался, похоже, мешать.

* * *

Домой они с Леонидом уехали, но Москва догнала их в лице подполковника из уголовного розыска. Этот человек был в штатском, но, глядя на него, можно было догадаться, какие звезды он носит на погонах. И сам он большой, и звезды такие же не маленькие…

– Кто вам сказал, что у нас могло быть что-то с Остроглазовым? – удивленно смотрела она на Кручу.

Внушительный у него вид, чувствуется в нем гранитная крепость. За таким мужчиной женщины обычно чувствуют себя как за каменной стеной. Но только его женщины, которых он обязан защищать. А Элла для него если не враг, то уж точно не друг. Он приехал допрашивать ее, вытягивать секреты, которые нельзя раскрывать. Ведь она уже знает, что произошло с Вадимом, поэтому и чувствует себя неуютно под пытливым, немного ироничным взглядом столичного сыщика. Эти глаза смотрят прямо в душу, но ему не добраться до ее потаенных глубин.

– Никто не говорил. Просто мысли такие появились. Девушка вы очень красивая, Вадим таких любил… Он не предлагал вам фотосессию?

– Что, простите?

– Обычно своих девушек он фотографирует в купальнике. Кстати, это у него неплохо получается.

– Я не его девушка. И никогда ею не была. И я не понимаю, почему вы разговариваете со мной в таком тоне, как будто я какая-то падшая женщина!

– У меня даже в мыслях такого нет, – покачал головой Круча.

– Нет есть, если вы думаете, что у меня могло быть что-то с вашим Остроглазовым.

– С моим? Нет, он не мой.

– И не мой тоже. Я вообще в первый раз его видела. И хорошо, что в последний.

– А что здесь хорошего? – зацепился за слова подполковник. – Человек погиб, и вы считаете, что это хорошо?

– Я считаю? Нет, я так не считаю. Жаль, конечно, что так случилось. Но Вадим не сват мне, не брат, и я оплакивать его не собираюсь…

Элла уже знала, что произошло с Вадимом. И Серафима звонила, рассказывала и спрашивала, как такое могло произойти, да и сам Круча успел вкратце объяснить суть произошедшего.

– Но все-таки это не очень хорошо, что Вадим погиб.

Эти глаза все глубже ввинчивались в душу, и Элла теряла уверенность в себе. А ведь она действительно почувствовала облегчение, когда узнала, что Вадима больше нет. Ведь больше она его никогда не увидит, а значит, не попадет под власть его мефистофельского обаяния.

– Я не говорила, что это хорошо. Не надо цепляться за слова.

– О чем вы с ним говорили?

– Когда?

– А вы с ним разве не говорили?

– Я? С ним? Нет, не говорила.

– А почему тогда вы спросили, когда?

– Вот я и спрашиваю, когда я могла с ним говорить? Не говорила я с ним.

– Почему? Вы же столько часов провели с ним за одним столом.

– Да, мы сидели с ним за одним столом, но по разные стороны. У мужчин своя компания, у женщин своя. А Вадим как будто был сам по себе. Сначала стоял, потом сел, причем с таким глубокомысленным видом, словно он какой-то великий философ. Никто не обращал на него внимания, так он любовался сам собой…