Крабата радовало, что у него была работа, которая едва позволяла ему думать «о других вещах», то есть о Певунье. Однако он думал о ней достаточно часто, и иногда боялся, что другие наверняка заподозрят его в этих мыслях. Лышко, по крайней мере, учуял, чем дело пахнет; он спросил однажды Крабата, что с ним случилось.

— Со мной? — спросил Крабат. — С чего бы?

— С того, что ты в последнее время почти не слышишь, когда тебе что-то говорят. Я тут знавал кое-кого, кто всё печалился по одной девушке — с ним было что-то похожее.

— А я, — сказал Крабат, так спокойно и непринуждённо, как только мог, — я тут знавал кое-кого, кто слышал, как трава растёт, так он считал, а это была только солома, которая хрустела у него в голове.

В Школе Чернокнижия Крабат прилагал большие усилия, скоро он ничуть не уступал большинству товарищей в Тайной науке. Только Ханцо и Мертен его ещё превосходили — и прежде всего Михал, тот с начала года мастерски обучался всему и намного обогнал остальных парней.

Мельник явно получал удовольствие от рвения Крабата, он часто хвалил его и подстёгивал продолжать.

— Я уже вижу, — сказал он одним пятничным майским вечером после занятия, — что ты в Тайном искусстве кое-чего добьёшься. Насколько могу судить, нужная жилка у тебя есть, как мало у кого. Думаешь, я взял бы тебя иначе с собой на двор к Курфюрсту?

Крабат был горд тем, что Мастер им доволен. Жаль только, у него нечасто бывала возможность применить знания, полученные на уроках колдовства!

— Это мы можем исправить, — сказал Мастер, как будто он услышал мысли Крабата. — Завтра пойдёшь с Юро в Виттихенау на рынок и продашь его за пятьдесят гульденов как вороного жеребца. Но смотри, чтоб этот придурок не устроил тебе неприятностей!

На другой день Крабат вместе с Юро двинулся в Виттихенау. Он думал о Бычьем Бляшке из Каменца и что-то себе насвистывал. Конеторговля обещала быть весёлой штукой. Тем более странным показалось ему, когда он заметил, что Юро был расстроен и низко-низко повесил голову.

— Что с тобой?

— Чего?

— Что с таким видом, как у тебя, на виселицу идут.

— Так оно уже и есть, — заметил Юро и высморкался двумя пальцами. — Я с этим не справлюсь, Крабат — я ещё никогда не превращался в лошадь.

— Ну не так же это трудно, Юро, я тебе с этим помогу.

— Что мне пользы с того? — Юро остановился и смотрел на него печально. — Превратим меня в коня, ну ладно, ты продашь меня за пятьдесят гульденов — и на этом сказочке конец. Для тебя, Крабат, но не для меня! А почему? Очень просто! Как я вылезу из лошадиной шкуры обратно без твоей помощи? Я уверен, Мастер мне это устроил, чтобы от меня избавиться.

— Ну! — сказал Крабат. — Что это ты несёшь!

— Именно, именно, — возразил Юро. — Я с этим не справлюсь, я слишком туп для такого.

И вот стоял он, повесив нос, с печальной физиономией, и являл собой жалкое зрелище.

— А если мы поменяемся ролями? — предложил Крабат. — Главное, чтобы он свои деньги получил — так-то, может, Мастеру всё равно, кто из нас кого продаст.

Юро был счастлив.

— Так ты для меня это сделаешь, брат!

— Да ладно, — отозвался Крабат. — Обещай мне никому об этом не болтать — в остальном у нас не должно быть трудностей, я думаю.

Насвистывая, шагали они своим путём, пока не показались крыши Виттихенау. Тут они свернули с просёлочной дороги в поле, за ригу.

— Вот хорошее место, — сказал Крабат, — здесь нас никто не увидит, когда я превращусь в коня. Ты знаешь же, что ни в коем случае не должен продать меня меньше, чем за пятьдесят гульденов. И перед тем как ты передашь меня из рук в руки, сними с меня уздечку — иначе мне придётся всю жизнь оставаться клячей, а я бы нашёл себе занятие получше!

— Не беспокойся, — сказал Юро, — я уж поостерегусь! Если я и дурень — то всё же не настолько дурень.

— Ладно, — сказал Крабат. — Ловлю тебя на слове.

Он пробормотал заклинание и превратился в вороного коня, с великолепным седлом и уздечкой.

— Разрази меня гром! — воскликнул Юро. — Да ты просто парадная лошадка!

Конеторговцы на Виттихенауэрском рынке распахнули рты и глаза, когда увидели этого жеребца, и сбежались отовсюду.

— Сколько он стоит?

— Пятьдесят талеров.

Несколько минут — и бауценский барышник уже готов был заплатить требуемую цену. Тут, как раз когда Юро хотел крикнуть «По рукам!», в торг вмешался незнакомый господин. На нём была польская шапка и красный с серебряной шнуровкой жакет наездника: отставной полковник, может быть — или даже знатная персона.

— Плохо ты собираешься обделать своё дельце, — заметил он Юро хриплым голосом. — Твой жеребец стоит куда больше, чем пятьдесят гульденов — я даю тебе сто!

Торговец из Бауцена был разъярён. Чего только этот сумасшедший встрял поперёк! Да кто он вообще такой? Никто не знал этого чужака, что смотрелся дворянином, не будучи им, — никто, кроме Крабата.

Крабат его сразу узнал, по повязке на левом глазу и по голосу. Крабат раздувал ноздри, он пританцовывал туда и сюда. Если бы он только мог предупредить Юро! Но Юро, казалось, не замечал беспокойства, в которое пришёл Крабат. По-видимому, он думал только о сотне гульденов.

— Чего мешкаешь? — поторопил незнакомец. Он вытянул кошель, бросил его парню. Юро поклонился.

— Премного благодарен, господин!

В следующий миг незнакомец перешёл к делу. Он вырвал у ошарашенного Юро уздечку — скачок, и он уже сидел на спине Крабата. Он ударил его в бока шпорами с такой силой, что Крабат с ржанием встал