— А, здрасьте, барышня. — Михеев склонил голову набок и впился взглядом в Машу. — И вы тут.

Архипов молча повернул Машу к креслу и закрыл дверь.

— Кто обнаружил убийство? — спросил он Михеева, который не отводил глаз от входа в комнату и морщил лоб, что-то соображая.

— А? Старьевщик Юсупка. Говорит, Трегубов брал у него иногда старые безделушки. Пришел, говорит, вечером, калитка открыта. Дверь в доме открыта. Никого нет. Странно. Меня позвал. А старик на втором этаже… И, доложу я вам, страшной смертью умер. Пытали его.

— Пытали? — переспросил Архипов.

Михеев указал на дверь пальцем.

— А, разрешите спросить, эта его племянница…

— Что?

— Она все время здесь была?

— А вам какое дело? — строго спросил Архипов.

Михеев моментально отступил:

— Нет-нет, ваше благородие, просто вопросец задал…

Архипов постоял молча, соображая, что ему теперь делать. Надо было срочно ехать на место преступления. Но он не мог бросить Машу.

— Кто-то остался в доме Трегубова следить, чтобы посторонние не вошли?

— Да какие посторонние? — махнул рукой Михеев. — Ночь-полночь.

— То есть никого? — продолжал напирать Архипов. — Это черт знает что! Дом набит ценными вещами, а вы…

Михеев виновато развел руками, хотя на самом деле совершенно не чувствовал себя виновным. Мало того, в нем росло возмущение этим молодым выскочкой, неизвестно откуда свалившимся в Сухаревскую часть. Вот еще, у самого на губах молоко не обсохло, а чехвостит его, Михеева! Да он, Михеев, почитай уж как пятнадцать лет квартальным тут служит! Его каждая собака знает и уважает! А этот… Вишь ты, девчонку у сутенера увел за бесплатно, а сам из себя высокое начальство строит. Да и девчонка хороша! Глазки взволнованные, губки дрожат, грудь под платьем так и ходит ходуном. Хороша девчонка. Так и получить ее будет нетрудно, если тот усатый не врет.

Михеев сглотнул.

— Подождите меня на крыльце, — буркнул Архипов и взялся за ручку двери. Михеев топтался на месте, ожидая, что пристав откроет ее и даст снова взглянуть на девчонку. Но Захар Борисович нахмурился. — Ну что вы ждете?

— Иду-с, — пробормотал квартальный, развернулся и, едва слышно выругавшись, пошел к выходу.

Михеев вышел на улицу и стал оглядываться в поисках сутенера. Наконец, он увидел усатого и поманил к себе.

— Так ты говоришь, что молодой человек забрал у тебя девчонку?

— Точно так, — ответил усатый.

— Девчонка, говоришь, с желтым билетом?

Сутенер кивнул.

— Это хорошо, — задумчиво произнес квартальный. — Я ее видел. Говоришь, она сбежала?

— Сбежала! — подтвердил Дмитрий Ильич.

— Ну а, скажем, если я ее тебе верну? — спросил Михеев. — Что тогда?

— Отблагодарю, — ответил сутенер.

— Ты пока не торопись, — сказал назидательно квартальный. — Это не такое простое дело. Если получится, дашь мне ее на неделю бесплатно, а там делай с ней что хочешь.

Усатый энергично кивнул.

— Договорились.

— Где тебя найти? — спросил Михеев.

Усатый вынул визитку и с легким поклоном подал ее квартальному.

— Вот по этому адресу.

Михеев обернулся на двери Сущевской части, сунул визитку в карман и махнул сутенеру.

— Иди теперь и жди. Не мозоль глаза. Только давай побыстрее.

Сутенер ушел, а Михеев вернулся к крыльцу.

Когда Архипов вернулся в комнату, Маша стояла за креслом, вцепившись в спинку руками.

— Этого не может быть, — сказала она.

Архипов вздохнул.

— Боюсь, это правда, — произнес он.

— Дядю убили? — спросила Маша.

Архипов кивнул.

— Я сейчас должен поехать на место преступления, — сказал он.

— А как же я? — растерянно спросила Маша.

Захар Борисович вынул из кармана связку ключей и нашел на ней нужный..

— Вот, — он протянул ключ. — Запритесь изнутри и ждите, пока я не приеду. Здесь вас никто не тронет, не беспокойтесь.

— А если начнут стучать?

— Отвечайте, чтобы подождали меня.

— А если начнут ломать дверь? — с испугом спросила Маша.

Архипов усмехнулся.

— Никто ничего ломать не будет, — ответил он ласково. — Не бойтесь. Здесь вы в полной безопасности. Думаю, что до утра сюда никто вообще не придет, кроме меня. А когда я вернусь, мы с вами решим, что делать.

Он смущенно остановился, подумав, что Маше, возможно, захочется в туалет, но никак не мог понять, что предложить в этом случае.

— Я постараюсь вернуться как можно быстрее, — сказал он наконец. — А лучше всего, если вы поспите немного.

Маша протестующие мотнула головой.

— Я не усну!

— Ерунда, — сказал Архипов, — вы уже засыпали только что.

— Я не усну, — сказала девушка. — Как я могу уснуть? Убили дядю…

— Да… — пробормотал Архипов. — Простите, я… не подумал. Хорошо, просто подождите меня здесь и обязательно запритесь изнутри.

Он должен был уже уходить, но все медлил. Ему очень не хотелось оставлять Машу здесь одну. Да и самому не хотелось уходить от нее.

— Да, — сказал он вдруг, — я очень вас прошу: больше не убегайте. Не заставляйте меня волноваться за вас.

— Я больше не убегу, — тихо сказала Маша. — Я буду ждать, пока вы не придете.

— Честно? — спросил Архипов.

— Честно, — ответила Маша, глядя ему прямо в серые тревожные глаза. Ей очень хотелось прильнуть к нему, чтобы он обнял ее крепко-крепко и не отпускал, пока не рассеется в теле тревога, пока не уйдет вся ее боль. Но она не решалась сделать даже полшага к молодому человеку. Архипов постоял еще молча, будто ждал. Потом указал на ключ и вышел. Маша заперла дверь, села в кресло, сжимая ключ в кулачке, и глубоко вздохнула. Она слышала, как Архипов прошел по коридору, как закрылась дверь за ним, когда он вышел на улицу. А потом наступила тишина, и только изредка всхрапывали кони пожарный конюшни во дворе части.

Чем дольше она сидела и думала о своем нынешнем положении, тем тверже понимала, что Захар Борисович не должен узнать о ее приключениях, о публичном доме и о том, что с ней сделал Дмитрий Ильич сегодня вечером. Она крепко сжала губы и вдруг удивилась перемене, с ней произошедшей. Да, за два дня она стала женщиной, но совсем не в том смысле, как об этом судачили подружки там, дома. Она не чувствовала никаких изменений в своем теле, но душа ее теперь больше не была душой девчонки. Она больше не грезила ни принцами, ни приключениями. В ней теперь жили только два чувства — злость к тем людям, которые сотворили зло с ее телом. И нежность к человеку, который, может быть, не ведая того, спас ее душу.