– Горячие лакричные долгожуйки, юноша!

Алек в ответ покачал головой.

– Всего три жука! – не унимался торговец.

Алек снова покачал головой – единственную монету такого номинала он обменял на билет в музей. Лоточник потерял к мальчику интерес и направился в другую часть сквера, а Алек под настырное урчание живота попытался сосредоточиться. Мимо прошёл старичок с лавандовым пряником в руке. Нос Алека уловил тёплый сахарный аромат, желудок возмущённо чавкнул. Старичок тем временем открыл лавку «Купи книгу у Калиостро и Калиостро» и зашёл внутрь. Алека осенило: недовольные размещением светоча постоянно давали интервью в газетах, а теперь и Алек стал таким недовольным. Он был уверен, когда Нина и Ула проснутся и всё узнают, то тоже станут недовольными. Искать единомышленников следовало через газеты! Может быть, у этих взрослых уже имелся какой-то план. Но если и нет, их всё равно стоило найти и рассказать о попытке кражи!

Не обращая внимания на протесты желудка, Алек побежал в книжную лавку.

– Доброе утро! Счастливых Белых ночей!

– Магазин закрыт на праздники! – услышал Алек вместо приветствия.

– Но как же, вы ведь только что вошли?

– Я могу приходить в свою лавку когда захочу!

– Мне только пару газет посмотреть, – упрашивал Алек.

– Это не библиотека, а магазин, юноша!

Утренние газеты лежали стопкой возле кассы. Над ними, словно сфинкс, навис недружелюбный продавец. Вокруг стопки то и дело возникало облако голубого пара, и верхняя газета исчезала без следа, а в кассе звенели монеты. Это означало, что кто-то желал почитать свежую прессу за завтраком и пользовался доставкой соколиной почты. Кто-то, у кого были деньги на покупку газет.

– Мне только узнать, пишут ли там о светоче! Можно я полистаю, а потом вернусь с деньгами и куплю?

– Я вам, кажется, уже сказал, что это не библиотека, молодой человек! В сегодняшнем «Рупоре» о фонаре ни слова. Берите вчерашний выпуск и убирайтесь, у меня выходной! И разговоров-то из-за одного трижука!

Трижук, усмехнулся про себя Алек, ровно столько, сколько стоил билет в музей, ровно столько, сколько лоточник просил за долгожуйки, ровно столько, сколько у него больше не было, – ни жуком больше, ни жуком меньше. Словно всё в этом городе сегодня стоило три жука. Алек с грустью посмотрел на пустой обруч и чуть не ахнул от удивления – там висела та же самая монета, как будто никто её не тратил. Владелец лавки проследил за взглядом Алека и продолжил ворчать:

– Вот-вот, трижук-то имеется, а сам «я только полистаю, а потом с деньгами вернусь»! Нехорошо обманывать, молодой человек. Праздничный выпуск «Огнива» идёт в подарок.

Алек совершенно не понял, как так вышло, но снял с обруча монету и протянул продавцу. Тот в ответ вручил обещанные издания. Алек вышел с покупкой на улицу и стал искать глазами лоточника, продавец долгожуек вёл бойкую торговлю на противоположной стороне площади. Алек подбежал, дождался, пока лоточник рассчитается с пожилой ведьмой, и попросил самый маленький пакет долгожуек.

– Три жука, – сказал лоточник.

Алек с замиранием сердца взглянул на обруч – монета висела там же, где и несколько минут назад. Алек расплатился и побежал домой сломя голову.

– Гроотхарт!

– Ранняя пташка, как прогулка?

– Отлично! Гроотхарт, ту монету, что ты мне вчера подарил, её можно потратить?

– Монету? Ах, с обруча-то! Да, я же повесил на него монету, точно! Чтоб пустым не дарить. Попалась мне в кладовой, когда собирал вам подарки.

– Так её можно потратить?

– Трать на здоровье! Много ли на неё купишь? Если тебе что-то нужно, ты скажи Агде, она собирается в город!

Последние слова Гроотхарт кричал Алеку вдогонку, потому что тот уже нёсся к себе на второй этаж.

Нина, как Алек и думал, всё ещё валялась в кровати, единственное, что изменилось, – на столике теперь стояли тарелка с праздничными лакомствами и дымящаяся кружка чая. Видимо, Фицджеральд Омар Льюис был столь любезен, что выполнял в честь праздника любые капризы. Пара сладких булочек кружилась у Нины над головой.

– Фицж, не оставишь нас? – попросил Алек, и булочки с повидлом тут же упали Нине на макушку.

– Уй! Повежливей с ним! Фицджеральд Омар Льюис не любит, когда сокращают его имя.

– Во-первых, ты всё проспала! Во-вторых, я только что из музея, и светоч стоит в витрине как ни в чём не бывало! Ни замков тебе, ни охраны, ничего такого вокруг! В-третьих, я купил кучу газет, и в них мы будем искать того, кому небезразлична судьба фонаря. В-четвёртых, я принёс тебе лакричную долгожуйку, но она уже остыла.

– Полегче-полегче! Откуда у тебя на всё это деньги?

– Это в-пятых.

И Алек подробно пересказал сестре все утренние события. Нина согласилась с ним во всём: оставлять светоч вот так в витрине беспечно и безответственно, искать единомышленников в газетах – это хорошая идея, долгожуйка остыла, а главное, Алеку в подарок невероятным образом достался неразменный трижук, который, по-видимому, никогда нельзя было потратить. Это было очень кстати, теперь можно ходить проверять светоч хоть ежедневно, а ещё покупать свежие газеты и, конечно, долгожуйки.

Союзники без союза

Все каникулы Алек вёл наблюдения. Он оказался в полном одиночестве. Нина почти сразу махнула на всё рукой. Ей надоело, что брат будит её по утрам, и на третий день она перебралась спать к Уле в башню. А Ула и рада была бы пригодиться Алеку, но не знала как.

В разгар Белой ночи, пока близнецы бродили по музею, она искала их на площади в толпе танцующих, поэтому про то, как директор пыталась ограбить музей, Ула знала только из рассказов Нины и Алека. А утром следующего дня, когда Алек не смог до неё достучаться, Ула вообще была в теле тотема. Накануне ей пришло в голову попробовать обернуться с места, как делали все старшие. У неё это получилось не совсем с места, а со стула, но вот вернуться из тела волка обратно в человеческое она смогла только к середине следующего дня.

Алек попросил Фицджеральда Омара Льюиса временно не заходить в ту комнату, где вёл расследование и приклеивал на стену вырезанные из газет заметки о фонаре. Так он держал перед глазами всю доступную ему картину происходящего, но духу эту картину почему-то показывать не хотел. Фицджеральд Омар Льюис, конечно, обиделся на такое и хлопнул дверью, но Алек был так погружён в свои мысли, что принял это за сквозняк.

Нина согласилась выписывать из газетных вырезок имена горожан, которых, так же как и Алека, беспокоила судьба фонаря, но только потому, что ей ужасно хотелось чем-то заполнить свой новый блокнот. А Ула так и не смогла придумать, чем быть полезной, поэтому была очень рада, когда снега насыпало до окон первых этажей и Нине больше хотелось играть в снежки, строить крепости и вообще возвращаться домой только к обеду, а не сидеть вместе с братом над скучными газетами.

В этих газетах ничего интересного не писали, а только на все лады советовали воспользоваться праздниками и сходить в музей с семьёй или с друзьями. Алек, Нина и Ула пару раз так и сделали – светоч стоял на месте в своей витрине целый и невредимый.

В школьную библиотеку они тоже сходили, но та, в отличие от самой школы, оказалась закрытой. Видимо, Пантазис доверял книжный фонд только пудовым замкам и засовам, а не бестелесным духам, как все остальные преподаватели. В маленькую городскую библиотеку, куда они заглянули в один из дней, учеников Корнуфлёра не пустили без разрешения наставников ветвей.

Ула видела, что искать особо нечего. Нина не только видела, но и говорила об этом. Алек никого не слушал и с нетерпением ждал конца каникул. Вместо того чтобы сдаться, он собирался расширить круг своих поисков. Он почему-то верил, что фонарь поможет им вывести директора на чистую воду, а это в свою очередь раскроет тайну их родимых пятен.

Когда в приют начали возвращаться ученики, Алек не скрывал своей радости. Вернувшиеся принимали это на свой счёт, и только Нина и Ула знали, что Алек, конечно, рад всех видеть, но на самом деле он считает минуты до начала школьных занятий.

Входная