Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но так же, как мы заставляем двигаться и расти все остальные мышцы, мы должны развивать и мышцу наставничества, отвечающую не только за просьбы о помощи, но и за оказание поддержки другим. Хотим ли мы помогать? Готовы ли делиться своими умениями и навыками с новым сотрудником или новичком в школе? Желаем ли быть наставниками и давать советы и, будучи лидерами, все-таки принимать наставничество и советы других? Умеем ли мы просить о помощи и о поддержке других? Или отвергаем подобные просьбы и сами не высказываем их из-за привычных, внушенных нам сценариев поведения, из-за идеи, будто умный мужчина и достойный руководитель — это тот, кто добрался до верха исключительно собственными силами, полагаясь на свою находчивость? Постоянно упражняя эту мышцу, обращаясь за помощью и одновременно предлагая свою помощь, мы можем узнать много нового и ценного о себе, о других и о том, что нам внушали на протяжении всей нашей жизни. И, опираясь на эти знания, мы способны начать путь к новому пониманию и переосмыслению установок, мешающих нашему росту и не дающих нам стать такими мужчинами, какими мы отчаянно хотим и заслуживаем быть.
ПРАВО НА НЕПРАВОТУ
Да, я не знаю ответы на все вопросы. Принять этот факт мне отчасти помогает одно умение — я честно смотрю на собственный страх оказаться неправым и на свою рефлекторную защитную реакцию, вызванную попытками поправить меня. Думаю, многие из нас согласятся, что быть правым — приятно, а быть неправым, либо потерпеть поражение в дискуссии, либо подвергнуться исправлению — неловко и унизительно. Во мне это мгновенно пробуждает неуверенного ребенка, чувствующего себя неполноценным, и в следующий момент я уже надуваю щеки и убеждаю всех вокруг в том, что не просто полноценен, а знаю куда больше прочих. Актер и комик Дакc Шепард рассказывал о подобном в своем подкасте «Диванный эксперт»: себя, двадцатилетнего, он описывал как «всезнайку», рядом с которым невозможно было находиться. Шепард, как и Мак Хейл, страдает дислексией и потому большую часть детства ощущал себя тупым и слышал подтверждения этого от других. И вполне логично, что он пытался компенсировать этот комплекс, эту неуверенность, ведь, по его мнению, все его собеседники считали его тупицей.
С тем же самым ощущением неуверенности в себе я пришел в первый раз на съемки «Девственницы Джейн». В течение нескольких лет я находился вне актерской профессии и теперь чувствовал себя не в своей тарелке. Но, если честно, я чувствовал себя так потому, что никогда специально не учился актерскому мастерству; я просто в какой-то момент стал им заниматься. В начале карьеры я ходил на просмотры или работал на съемочной площадке с актерами, которые изучали актерское мастерство и театральное искусство, и остро осознавал свое несоответствие. Но вместо того, чтобы позволить неуверенности подтолкнуть меня к действию и спровоцировать рост, я прятал ее и притворялся, будто понимаю, что делаю, причем занимаюсь этим всю жизнь.
Итак, я вернулся на съемочную площадку в качестве актера. Перед этим я снимал документальные фильмы и рекламу, но не играл примерно в течение трех лет (тем более в главных ролях), и мое эго мгновенно подверглось жесткому испытанию. Испытанию в лице Джины Родригес, блестящей актрисы, сыгравшей роль Джейн. Джина, изучавшая актерское мастерство в Нью-Йоркском университете, — одна из лучших актрис, с которыми я имел честь работать. Она понимала сцены, динамику и техники куда быстрее, чем я. Джина, умеющая привлекать к себе людей и создавать вокруг себя жизнь, в состоянии запомнить текст с одного взгляда и показать любую необходимую эмоцию. Играть с кем-то вроде Джины, особенно после длительного перерыва, — чертовски страшно. Каждый снятый эпизод все больше и больше лишал меня уверенности в собственных способностях и знании ремесла, в то время как она несла на себе бремя не только ведущей роли в сериале, но и нового лица и восходящей звезды канала.
Но вместо того, чтобы посмотреть в глаза своей неуверенности и заткнуть рот своему эго, обеспечив тем самым себе возможность для роста, — попросив у Джины совета, поинтересовавшись ее мнением о какой-то сцене и о том, как я могу стать лучшим партнером для нее, — я спрятал свои комплексы, изображая из себя опытного ветерана и даже предлагая ей помощь. Как говорится, притворяйся, пока не научишься, — именно таким способом я пытался добиться внутреннего ощущения собственной полноценности.
Однако на своем пути к мужественности я, впервые став отцом, начал углубленно практиковать открытость и проверять на прочность убеждение, будто мужчины не должны показывать слабость, и в результате решил бросить вызов своим отношениям с Джиной. Это заняло много времени, но в конце концов я набрался смелости и однажды вечером, после изматывающего съемочного дня, спросил ее, как она видит развитие финальной сцены с моим персонажем. Помню, она смотрела на меня чистым и добрым взглядом, словно безмолвно поздравляла с преодолением барьеров, мешавших обратиться к ней раньше. Джина улыбнулась, и я интуитивно понял: она долго ждала этого момента — ждала, когда я подойду, готовый подвинуть свое эго ради совместного творчества.
Чего я тогда не понимал, так это того, что столь простое действие, как отказ от контроля и потребности знать ответы на все вопросы, создаст между нами химию, обнажит мою открытость и пробудит творческую свободу — не только как мужчины, но и как актера и ее сценического партнера. В результате у нас сложились невероятные, продуктивные отношения и завязалась дружба, сделавшая наш сериал и наши сцены намного более интересными, динамичными и эмоциональными — ведь они воплощали не только мой взгляд, но и наш общий. Я многому научился благодаря ее умениям и опыту, которых, к сожалению, мне не хватало, однако в нескольких моментах и она чему-то училась у меня. Такова сила открытости.
Мне пришлось справиться с этим дискомфортом, оспорить утверждение, будто я, как мужчина, должен использовать собственные ресурсы и знания, чтобы быть успешным, ибо обращение за помощью обесценивает успех. Я был вынужден признать неприятный для себя факт: я делал вид, что знаю ответы, которых не знал. Я смирился с дискомфортом, вызванным пониманием, что мне не известно все на свете и что я бываю неправ. И представьте, у меня получилось. Страх реален. Я боялся оказаться неправым. Это неприятно. И горькая правда состоит в том, что сегодня мы живем в культуре, которая не позволяет ошибаться и только и ждет момента, чтобы унизить нас за это. Но одно я точно