Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спасало пока собравшихся у алтаря то, что в зале еще оставались обычные, не обратившиеся люди. Некоторые из них все же начали стрелять по своим. Но не у всех было достаточно пространства, и не было никакой возможности перезарядиться. У одного из сохранивших разум Никлас увидел револьвер, только что щелкнувший звучно бойком вхолостую, после чего его владелец тут же исчез, погребенный под массой тел.
Патроны в вальтере снова кончились.
Рядом со свистом мелькнуло размытое движение — Горчаков, в отличие от Никласа, даже еще не достал оружие, отбиваясь своей тростью, перевернув ее так, что тяжелое навершие работало как ударный элемент. Как раз сейчас Горчаков размозжил голову прыгнувшей на них — со скамьи, как лягушка, недавно такой милой женщине. Когда она — изгибаясь с кровавой пеной из перекошенного рта, упала к ногам Горчакова, он сделал шаг назад, вырвал из кобуры пистолет и вдруг бросил его Никласу.
У Горчакова был служебный «Грач» с магазином на восемнадцать патронов. Вновь загремели выстрелы — Никлас, в приостановившемся тягучем времени, стрелял метко, головы прущих вперед безумцев откидывались одна за другой. Мелькала трость Горчакова, кричали в центре зала умирающие под массой обезумевших тел.
Патроны снова кончились. Безумцы нет. Еще пара мгновений, и отбивался Никлас уже двумя пистолетами, перехватив их за стволы — пытаясь при этом избежать объятий толпы. Время по-прежнему текло чуть медленнее, чем привычное восприятие, при этом краски мира теряли яркость — на периферии зрения у Никласа уже все было серым, а перед глазами мелькали багряные размытые пятна.
Казалось, что происходящее не закончится никогда — потерявшие разум американеры все лезли и лезли толпой. Которая — когда под ноги Никласу упал убитый Горчаковым невысокий рябой мужик в свернутой набок кепке, вдруг закончилась.
Вокруг остались только лежащие грудами десятки тел, нагроможденные на лесенке к алтарю, а также хриплый звук запаленного дыхания. Сквозь который пробивался голос пастора — обернувшись, Никлас увидел, что тот стоит на коленях и молится.
В схватке пастор участия не принимал. В принципе, Никлас мог его понять — когда обезумевшие прихожане поперли вперед, многие из сохранивших разум американеров тоже не принимали участия в схватке. Одно дело убивать незнакомых людей, которые явно хотят убить тебя, а другое…
Время вдруг стремительно ускорилось — Никлас чуть не упал при этом. Вроде просто стоял, но от осознания вновь вернувшейся быстроты привычного течения времени даже покачнулся, едва удержавшись на ногах.
Около минуты ничего не происходило — пастор продолжал молиться, Никлас с Горчаковым просто переводили дух. Инспектор стоял согнувшись, опираясь на трость обеими руками как дровосек на топор; Никлас подошел к ограждению для хора, прислонился плечом к перилам.
Вздохнув сквозь зубы, Никлас поднял взгляд к потолку. Он не хотел смотреть вниз — чувствовал, что у него руки по локоть в крови. Буквально. Ему срочно нужно было на свежий воздух — с трудом сдерживаясь чтобы не побежать, Никлас — перешагивая через тела, направился на улицу.
Следом двинулся Горчаков, придерживая пастора. На свежем воздухе Никлас чуть расслабился. Был бы завтрак в нем, вышел бы, а так — просто глубоко дыша, Никлас присел на ступеньки церкви. Наконец набрался сил посмотреть вниз, на руки. Он вдруг понял, что никак не может отпустить пистолеты, которые до сих пор с силой сжимает.
Никлас смотрел на свои окровавленные руки, но видел мелькание искаженных лиц, пустые глаза нападавших. Сквозь мутную пелену истощения — вызванного, определенно, ускорением во времени, постепенно проступала неожиданная догадка. Он неожиданно понял, что уже видел нечто похожее.
Атака ксеносов в поезде.
— Я полагаю, надо срочно сообщить о случившемся, — произнес в этот момент Горчаков. — Кто из нас будет отправлять…
— Они действовали тупо и бесхитростно. Как низшие твари смартмассы, — перебивая Горчакова, Никлас поднял взгляд. — Напишите сами Сергей Сергеевичу, сделайте одолжение, — попросил Никлас, не глядя на Горчакова показав ему свои руки. Потом поднялся с крыльца, прошел в сторону, отпустил все же пистолеты — усилием разжав пальцы, сел на колени в сугроб и принялся оттирать ладони снегом.
— Сообщение я напишу, но здесь нет покрытия сети, — вдруг произнес Горчаков, глядя в свой планшет.
Так. Неприятно, но неудивительно — подумал Никлас. Никто ради небольшой заставы и нескольких общин вышки закрытой связи ставить не будет. Жизнь в Петербурге — когда из любого угла можно написать служебное сообщение в любом месте, его в этом плане расслабила. Как и Горчакова, кстати, который тоже не подумал о таком изначально.
— Нам нужен телефон, — повернулся между тем инспектор к преподобному.
Пастор выглядел ошарашенным, похоже потеряв дар речи, но восприятие все же сохранил. Кивнул, повел их за собой. Привел в административное здание — в котором не было никого. Похоже вообще вся община находилась в церкви на службе. Что-то в этом предположении — «вся община», Никласу казалось неправильным, но он пока не мог понять, что. Не хотелось думать, тяжело уже было — как на Горчакова по его рассказам откат после стимулятора догонял, его похоже сейчас нечто подобное накрывало после ускорения времени.
Телефон в администрации общины оказался необычный, с дисковым набором. Никлас такие раньше только на картинке видел. Горчаков накрутил диск два раза, набирая номер «07», недолго подождал ответа телефонистки.
— Сударыня, здравствуйте. Внимательно пожалуйста. Телефон: сто один три нуля, код семьдесят восемь, разговор первостепенной важности, — произнес Горчаков в трубку. Ответа пришлось ждать не так долго, с Москвой соединили быстро. Взгляд напряженно ожидающего Горчакова изменился — видимо, услышал голос статского советника.
— Да, Сергей Сергеевич. Горчаков. Мое… наше сообщение вчера получили? Да, именно так. Но все оказалось гораздо хуже, чем можно было предположить. Нет-нет, проблему с язычниками решили, но здесь, по первичному выводу, скрытый очаг Сверхразума. Ясно. Понял, ждем. Американеры? Нет, их больше нет. Да, совсем нет. Так получилось.
Положив трубку, Горчаков увидел взгляд пастора, извиняющееся пожал плечами.
Слов ни у кого больше не было, и чуть погодя не сговариваясь вышли из здания на свежий воздух. Здесь Никлас сел, даже почти свалился на крыльцо. Сил не было никаких, внутри полное опустошение.
Вдруг через площадь Никлас заметил движение, напрягся, насторожился. Сощурился, пытаясь сфокусировать взгляд слезящихся на легком морозце глаз. Присмотрелся: к ним шла девушка. Нет, не девушка, а девочка-подросток.
Кутаясь в накинутую поверх куртки шаль, девочка прошла через площадь