Брагадино написал, что его дело забыто и он может тиховернуться.

Три покровителя Казановы после года разлуки, когда он былвдалеке, приняли его как ангела спасения. Новые нравы Казановы поразили их ввысшей степени. Каждый день он ходил к мессе, часто ходил на проповедь, непосещал казино и был лишь в тех кофейнях, где сидели люди благочестивые. Когдаон не был у трех покровителей, то целыми днями читал книги. Он выплатил долгибез помощи Брагадино.

Молодой барон Бавуа конечно был в восхищении от Казановы,которому пришлось восемь дней подряд пристально изучать его, чтобы разглядетьнасквозь. Это был хорошо развитый, светловолосый, красивый молодой человеквозраста Казановы, надушенный и остроумный, благодаривший Казанову словеснымводопадом. Но в конце концов Казанова понял то, что без приступа благочестияувидел бы сразу: Бавуа любил женщин, игру и расточительство, находился вбедности в основном по милости женщин, не имел никакой веры и не скрывал этого.

«Как вы можете обманывать де ла Айе?», спросил Казанова.

«Упаси меня бог, обманывать людей. Де ла Айе мудр. Он менязнает. Он влюблен в мою душу. Я благодарен ему за его благодеяния. Но у насдоговоренность, что он никогда не надоедает мне спасением моей души и своейверой. Поэтому мы живем как добрые друзья.»

Казанова покраснел от стыда, что иезуит смог его околпачить.Он немедленно вернулся к старым привычкам.

Как-то раз, когда три патриция, Казанова, де ла Айе и другиегости сидели за столом, появился восьмидесятилетний судебный курьергосударственной инквизиции — пресловутый Игнасио Бельтраме, и передал Казанове,что семидесятилетний судья и инквизитор Контарини даль Цаффо на следующий деньбудет в таком-то доме возле церкви Мадонна дель'Орто и хочет поговорить с ним.Казанова был поражен.

Брагадино, как член Совета Десяти, был когда-тогосударственным инквизитором и знал порядки. Он объяснил Казанове, что покабояться нечего, ведь судебный курьер пришел не в служебной форме и инквизиторвызывает его не на службу. Однако при всех обстоятельствах Казанова долженговорить только правду.

Густав Гугитц считает возможным, что Казанова покинулВенецию из-за этих опасных разговоров с инквизитором. Так же возможно, что дела Айе донес на Казанову государственному инквизитору, из-за чего позднее всвоих воспоминаниях Казанова так жестоко с ним обходится. Де ла Айе открытоговорил позднее, что он передал Казанове предостережение инквизиторов. Однакотакое предостережение не исключает доноса.

На карнавале 1750 года Казанова выиграл в лотерею три тысячидукатов. Осенью он держал банк в казино, где не решался играть ни одинвенецианский нобиль, так как банкометом был офицер родом из Испании. Казанова многовыиграл и, как сообщает Мануцци, написал на это сатиру.

Казанова решил уехать в Париж к Балетти.

Своим покровителям он обещал вернуться через два года. БратаФранческо, который учился у батального художника Симинини иль Пармеджано, онобещал вызвать в Париж и сдержал слово. Де ла Айе стал воспитателем молодогонобиля и уехал с ним в Польшу.

В двадцать пять лет Казанова опять пустился в мир, вначале вРеджио, пока там проходила ярмарка, потом в Турин, пока там праздновали свадьбугерцога Савойского с дочерью короля Испании Филиппа V, а потом в Париж на самыйвеликолепный праздник, намечавшийся на ожидаемое рождение дофина. Но не толькоярмарки, княжеские свадьбы и дни рождений были у него в голове там, кудастекались праздношатающиеся всей страны, очевидно поводы были большими — длякого? Для профессионального игрока? Соблазнителя? Веселого друга праздников?

1 июня 1750 года Казанова выехал в пеоте из Венеции вФеррару и остановился в самой лучшей гостинице «Сан Марко». Начиналось новоеприключение.

Кто воспитан, воспитан для чего-то.

Лессинг, «Воспитание рода человеческого»

Казанова сказал все, иногда слишком много, а иногда многонеправды.

Лоренцо да Понте в письме к Паманти, Нью-Йорк, 28.11.1828

Я слишком люблю ее, чтобы хотеть ею обладать.

Жан-Жак Руссо, «Исповедь»

По мне любовь — это болезнь…

Николя Ретиф де ла Бретон

Никто не чернил Казанову сильнее, чем сам Казанова. Частокажется, что он силится сделать себя хуже.

Писатель Казанова и его литературное тщеславие виноваты, чторазвитие его жизни оставляет столь двусмысленное, а иногда неприятноевпечатление. Он часто хвастает своими грехами с таким преувеличенным рвением,что можно предположить, что недостойные склонности раздувает заплутавшее честолюбие.Конечно, у него было много поводов для самообвинений. Однако в его огненнойфантазии прослеживается комедийная идея Uomo universale (человека всеобщего)Ренессанса. У него были также ложные представления о сатанинском блескеаморалиста, впрочем скорее, имморалиста. Он хотел быть специалистом в сотнеобластей, он хотел все знать, все уметь, обо всем говорить, быть героем женщини тысячасторонним художником, выглядеть как ангел и дьявол одновременно,хвастать достоинствами и грехами, стыдясь длящегося литературного поражения.

Если бы он изобразил свою жизнь как протекающее бытиенекоего литератора, который не думает ни о чем, кроме своего труда, которыйхочет лишь развить свой талант, он мог бы рассказать ту же самую жизнь, с темиже приключениями, с тем же материальным и моральным банкротством, и это было быдостаточно трогательно, обладало бы настоящей поэтической силой, чтобы статьисторией страстей литератора-неудачника, который узнал новые времена ичувствовал себя вправе пополнить ряды писателей, имевших больший успех, нежелион.

Казанова слишком мало преуспел своими книгами и пьесами,переводами и стихами. Поэтому он вынужден был хвастать бешеными успехами вдругих областях.

Должен ли был он открыто высказать, что напрасно творил,напрасно всю жизнь мыслил, напрасно писал стихи? Тогда лучше выдать себя зауспешного афериста, за непобедимого шулера, за бесподобного соблазнителя.

У Вольтера и Руссо была слава и тиражи. А Казанова могколдовать, как Калиостро и граф Сен-Жермен. Он был профессиональным игроком,как Джон Лоу, финансовым спекулянтом, как знаменитые братья Пари, у него былгарем, как у Великого Турка, он вел сенсационную дуэль с кронмаршалом ПольшиБраницким, из его постели женщины переходили в постели короля Франции ЛюдовикаXV и кайзера Римской империи Германской нации Йозефа II. Он показывал, каклегко великие господа, кичившиеся своим превосходством, были водимы им за нос.Он посещал некоего Вольтера, некоего Руссо, Альбрехта фон Халлера, Фонтенеля, иприходил к ним не как мелкий литератор, а как могущественный господин. Шевальеде Сенгальт болтал с кайзерами и королями, с царицей и папами. Великий Кребийонбыл его учителем французского. Аббат Галиани с ним обедал. Мадам де Помпадурсмеялась над его остротами и помнила их через двенадцать лет. ГерцогиняШартрская внимала его предсказаниям. Кардинал де Бернис делил с ним монахинюМ.М. Князь де Линь, граф Ламберг, лорды, маршалы, художник Рафаэль Менгс,герцог Курляндский, исследователь древностей Винкельман были его лучшимидрузьями. Маркиза д'Урфе слепо слушалась его. Он был большим господином, междупрочим занимавшимся литературой. Франческо Казанова, знаменитый батальныйхудожник, был всего лишь братом великого Джакомо Казановы, шевалье деСенгальта. Как легко он обращался с властителями! Маршал Кейт, паша Карамании,кардинал Аквавива, маркиза дю Румен, герцог Маталоне, принц Боргезе, известнаяписательница супруга австрийского посла графа Розенберга, и сотни другихподобных кукол в театре Казановы. Как основательно он наслаждался своей жизнью!