каждую неделю. Но с появлением Оливии все изменилось. Она вдохнула в него жизнь и наполнила этот день смыслом. Теперь Мейсон любил девятое августа, которое он проводил с ангелом, и не думал ни о чем, кроме ее смеха и голубых, как небо, глаз.

Когда ему исполнилось четырнадцать, Мейсон получил неожиданный подарок. Оливия поцеловала его. По-простому, по-детски, невинно коснулась его губ. В этот момент Мейсон покраснел и заулыбался, словно Чеширский Кот. Он был самым счастливым, потому что смог ощутить поцелуй ангела.

– Замолчи, Мейсон! Ты каждый год твердишь одно и то же, а я каждый год тебе отвечаю, что твой день рождения – это мой любимый праздник. – Оливия сморщила маленький носик и прищурила глаза, посылая злобные молнии.

– Обожаю, когда ты так делаешь. – Мейсон повернул голову и влюбленным взглядом посмотрел на Лив. – Только ради тебя я праздную этот день.

Та улыбнулась и уткнула носик в тетрадку, продолжая при этом шептать план действий на ближайший вторник августа. Мейсон не сводил с нее глаз. Ее волосы летом были еще белее. Они выгорали на солнце, отчего напоминали белые зефирки, которые дедушка любил добавлять в горячий шоколад.

Он удивлялся, как такой ангел мог достаться такому демону. Бабушка говорила, что за каждым человеком следует его хранитель, и Мейсон был уверен, что именно им и была Оливия.

– Закрой глаза.

– Лив, что ты задумала? Ты же знаешь, я не люблю сюрпризы, – соврал Мейсон.

– Я говорю, закрой глаза!

Перед этой мордашкой он не мог устоять. Мейсон закрыл глаза в предвкушении сюрприза. Он знал, что это будет ручная работа. Лив привлекало все, сделанное руками, ведь ты вкладываешь в это душу и частичку себя.

– Можешь открывать! – Лив держала в ладошках маленькую коробочку.

Мейсон осторожно взял подарок и распаковал. Внутри лежало украшение – кулон ручной работы.

– На днях заходила в одну лавку, они делают все украшения сами, я добавила на него кое-что от себя.

Парень развернул кулон и увидел выгравированные буквы – М. О. Улыбка сама появилась у него на лице.

– Лив, он прекрасен…

– Правда? Я рада! Давай помогу. – Она осторожно взяла украшение и перекинула через его голову.

Когда она застегнула цепочку, Мейсон повернулся и поблагодарил ее поцелуем в щеку. Оливия засияла ярче обычного.

– Спасибо, Лив. За все.

– Ты еще торт не видел! Мы с твоей бабушкой пекли его всю ночь! Я сейчас принесу. – Оливия, почти подпрыгивая на месте, побежала к себе на участок.

Мейсон сел на лавочку, рассматривая украшение. Это был самый дорогой подарок. Не потому, что стоил бешеных денег, а потому, что сделан с любовью и частичкой души Лив. Мейсон откинул голову назад и прикрыл глаза. Он чувствовал беззаботность, аромат лета, скошенной травы и… гари.

Пахло дымом. Мейсон подскочил на месте. Взглянув в сторону участка Лив, он заметил сизые клубы. А потом до его ушей донесся крик. Это кричала Оливия.

Мейсон пулей помчался к ней, крича по дороге бабушке, чтобы та вызывала пожарных. Подбегая к воротам, он заметил, что дыма было слишком много.

Мейсон снял с себя футболку, окунул ее в ведро с водой, которое стояло во дворе, и приложил к носу и губам. А дальше все происходило как в тумане.

Он зашел в дом, и дым поглотил его, окутал со всех сторон и принял в свои объятия. Было трудно что-либо разглядеть, а еще труднее – дышать. Оливия кричала и стучала по двери, которая вела в подвал.

Мейсон в попытке добраться до очага возгорания споткнулся о столешницу и полетел на пол. Внизу дыма было меньше, и Мейсон смог хоть что-то разглядеть. Он продолжил ползти к Лив. Безнадежный рыцарь. Приблизившись к небольшой дверце, которая вела вниз, он почувствовал жар на своем лице. Огонь не на шутку разгорелся и пожирал все на своем пути.

– Оливия! – В попытке докричаться до девушки Мейсон убрал ткань от своего лица и вдохнул гарь. Легкие неприятно обожгло.

– Мей… сон… – Лив не могла связать и слова. Она постоянно кашляла и с каждым ударом по двери теряла силы.

Через щель Мейсон увидел тлеющие светлые волосы. Лицо Оливии было перепачкано сажей, видимо, она пыталась потушить пожар. Светлый ангел как будто пал с небес и пострадал телом, но не душой.

– Лив, я тебя вытащу! Ты слышишь?! Я вытащу тебя! – Мейсон пытался разглядеть хоть что-то. Он пытался найти меч, который разрубит страшное чудовище и спасет принцессу. Мейсон снова начал кашлять, глаза слезились и болели.

– Мейсон… Я люблю тебя…

Он увидел ее чистые глаза, наполненные слезами.

– Лив, я тоже тебя люблю, только держись! Стой на лестнице и не вздумай падать!

Внизу уже вовсю гулял огонь и, как хищник, поджидал свою жертву. Глаза Оливии закрывались. Увидев это, Мейсон запаниковал.

– Нет! Лив! Смотри на меня! – Он кулаками начал бить по чертовой двери, надеясь, что это как-то поможет.

Оливия полностью закрыла глаза и потеряла сознание. Время остановилось. Мейсон видел все как в замедленной съемке. Его прекрасный ангел падал в преисподнюю. Огонь раскрыл свои объятия и принял худое, легкое и воздушное тело Лив.

– Оливия! Нет! – Из глаз Мейсона потекли слезы.

Он продолжал колотить в дверь, при этом повторяя имя Оливии. Он задыхался. Дым вокруг становился все гуще и гуще, он был готов забрать и Мейсона. Удары ослабли.

– Олив… – Мейсон провалился в пустоту.

Открыв глаза, Мейсон сразу понял, что находится в больнице – в светлой палате, где нет ничего лишнего. Слева пищали приборы, к которым он был подключен, справа на тумбочке стояла ваза с букетом ромашек.

«Бабушка», – промелькнуло у него в голове.

Бабушка любила ромашки и всегда показывала Мейсону, как их собирать и варить из них отвары и чаи. Они могли успокоить нервы и вылечить душевную боль, по крайней мере, в это верили люди, боль которых уже ничего не могло заглушить.

– Очнулся? – В проеме показался отец с суровым взглядом.

– Папа, я… – Тело не слушалось и было ватным. – Что с Лив?

Отец отвел взгляд. Пройдя через всю палату, он остановился у окна.

– На кой черт ты полез в этот дом?

– Папа…

– Я не договорил! – Он резким движением развернулся. – Это ты устроил поджог?

– Нет! Конечно нет!

– Тогда повторяю вопрос, зачем ты туда пошел?

– Чтобы помочь Оливии, я увидел дым и… Что с ней? Скажи мне! – Голос Мейсона дрожал.

– Она мертва.

Мейсон и сам все прекрасно понимал.