Валера объявился сегодня, на работу пригласил, подарочек обещал. Вика думала, что он, как человек, после работы повезет ее к себе. Они делом займутся, может, там и переночуют. А он коробку конфет сунул, познакомил с каким-то своим сослуживцем и спровадил домой. Ни фига себе, через весь город за вшивой коробкой тащиться. Это после ее-то работы, когда ноги и так отваливаются от бесконечного хождения от прилавка к прилавку.

А если Валера разочаровался в ней как в женщине? Или его оттолкнуло неказистое нижнее белье? Не то, не то. Есть в поведении Валеры что-то неестественное. Да что перед собой-то вилять! Выглядело так, словно он пригласил ее лишь затем, чтобы Юрасику тому дурацкому продемонстрировать.

Она не против, когда мужики своими девушками хвастаются, это нормально, так положено, значит, есть чем хвастаться. Но Валера таким тоном ее представлял, как будто у него таких девушек, как Вика, дюжина в неделю. Разве прилично спрашивать при ней, не хочешь ли, дескать, друг дорогой, сам такую задницу под рукой иметь? Чуть ли не заискивал перед тем шибздиком, а Вике сказал — покедова, кроха, сегодня мне недосуг, не до вас то есть. И оба заржали. Потом, правда, отвел ее в сторонку, извинился, сказал, что у них в мужском коллективе принято так шутить, иначе его уважать не будут. Ей-то что! Валере, судя по всему, нужна репутация, хочется в глазах сослуживцев «выглядеть». Но не за ее счет, пожалуйста!

С другой стороны, на сердитых воду возят. Надо сначала его на крючок покрепче подцепить, а потом права качать. Светка дело говорила. Хочет Валера своему Юрасику пыль в глаза пустить, пусть его. Вика потом свое возьмет. Но все равно обидно! Не стоит Светке рассказывать, подруга еще гадость какую скажет в ответ, с нее станется. Вика сама разберется, ученая. Да и что такого страшного? Задница у нее в самом деле — что надо. Все Валерины хитрости она насквозь видит. Ему охота, чтобы им восхищались, так и бедный Алик хочет, чтобы строем ходили — по правилам. Ну так ведь на то и мужики. Надо на них смотреть так же, как они на нас, надо их иметь дюжину в неделю, и все будет замечательно.

А к поясу еще чулочки бы ажурные или в сеточку, черного цвета. Тогда ни один не устоит — усохнет. Что ни говори, вкус у Вики есть, стиль она понимает. Еще бы денег.

Потянулась пустая неделя. Алик не звонил Вике, пребывая в странном оцепенении. Работы в ближайшее время не предвиделось. Часть времени уходила на поиски новой музычки для свадеб и юбилеев, но оставшаяся незаполненная часть была слишком велика. Дошло до того, что он решил самолично съездить в магазин за обоями, хотя жена собиралась перестилать кафель — но это детали. Алле не стоило волноваться, муж ничего не купил бы: он не знал, как определить необходимое количество рулонов.

С похвальным желанием Алик добрел до павильона метро и вступил на эскалатор, не имея четкого представления о том, где располагаются ближайшие строительные магазины. Пока живые ступени эскалатора переносили его под землю, он успел посчитать лампы, вырастающие светящимися, недружелюбными колоннами по обеим сторонам, но ступив на скользкий пол, забыл получившееся число и лишь смотрел по сторонам. Толпа повелевала его телом, направляя Алика в вагон, а из вагона — на переход. Все совершалось автоматически, пока Алик не обнаружил себя на станции метро «Невский проспект», что неудивительно, ибо он чаще всего выходил в город именно здесь.

Алик остановился, пытаясь сообразить, куда же все-таки направляется. Народу на станции в этот час оказалось на удивление мало. На ближайших скамейках сидели оживленно жестикулирующая парочка студентов с кейсами да бродяжка, обнимающая большой тряпичный сверток. Алик задержал взгляд на ее опухшем лице: неприятно одутловатом.

«Володя, посмотрев на эту даму, непременно сочинил бы историю. Отличную историю без традиционных штампов типа мамы-алкоголички и пропитой квартиры», — подумал Алик.

Лицо нищенки поразило его, лезло поверх его собственного, Алик чувствовал чужую воспаленную кожу на своих щеках, глядел из этих заплывших глазок, грязная, колючая вязаная шапочка ползла по его лбу. Он не мог сдвинуться с места, руки и ноги налились усталостью. Вспомнил, что читал рассказ о перемещении или обмене личностями, несколько рассказов, много рассказов на эту тему. В реальности никакого перемещения нет: сколько ни гляди на бродяжку, не вспомнишь о кусочке хлеба и окурке, провалившимся у нее сквозь дырявый карман за подкладку пальто. Его мозг выдает готовые клише: дырявое пальто — штамп, кусочек хлеба — штамп.

Если ведьмы существуют, они должны выглядеть подобным образом. При чем здесь ведьмы? Это все меланхолия… Надо просто сделать шаг, миновать часть пространства с нищенкой на мраморной скамье, чтобы всякая чушь не лезла в голову, не тревожила. Не хватало еще поверить в знаки и совпадения. Главное, не думать о Вике, то есть совсем не думать. Но как невыносим мир, как груб и прекрасен — вот, еще один штамп, и ничего с этим не поделаешь, ни с миром, ни с контролем над собственными мыслями.

«Я убью его, — внезапно решил Алик, и наваждение отступило, ноги привычно понесли его к широкой лестнице, ведущей к следующему переходу и выходу на Невский. — Убью Валеру». — В спертом и голодном воздухе метро над головами пассажиров мелькнуло знакомое лицо, искаженное ухмылкой: Валера смеялся.

Пройдя Невский проспект от сжатого сумраком домов канала Грибоедова до площади Восстания и наивно-радостной вокзальной суеты, Алик так и не нашел нужного магазина. «Гостиный двор» и «Пассаж» он миновал, не притормаживая. В универмаги заходить не хотелось. Вика работала в универмаге. Дома заняться оказалось решительно нечем, до прихода жены оставалось много времени, и Алик привычно улегся на диван. Почему он решил пригласить в гости именно Валеру? Шуточки подсознания, не иначе.

Давно, в чужой забытой молодости, Алик мог представить себя в постели с двумя женщинами. Не то, чтобы Алика интересовал подобный вариант, но он казался допустимым. Другое дело — с женщиной и мужчиной, тем более, с приятелем и любовницей. Должно было быть безусловно неприятно, если не противно. Но оказалось — не противно. Почему он хочет пригласить Валеру? Неужели ошибается насчет собственной природы, или, как принято говорить, ориентации?

Телефонный звонок выручил Алика. Володе срочно потребовался микрофон, и Алик с удовольствием согласился вновь поехать в центр, чтобы передать необходимое. Алик опомниться не успел, как уже снова выходил к каналу Грибоедова, принарядившемуся огнями фонарей в ожидании вечера. Но в этот раз он отправился не налево в конец Невского проспекта, а направо, к его началу.

На улице Желябова издавна существовала чудесная булочная-пирожковая. Собственно пирожковая с торговлей «на вынос» располагалась в первом зале, а во втором стояли три столика и пара стоек, где можно было, закусывая пирожками, выпить чего-нибудь подходящего настроению. Публика, за исключением случайных мамаш с детьми, собиралась своя: друг друга знали в лицо, а продавщицу называли по имени. Большую часть постоянной публики составляли музыканты и их друзья: сказывалось близкое соседство консерватории. Литераторы тоже забредали, но все какие-то графоманистые, неподлинные.