Алла вернулась с работы раздраженная непогодой и сослуживцами, шваркнула на сковороду четыре яйца с луком, позвала мужа. В кухне неприятно пахло жареным луком и подгоревшим маслом. Что-то не получалось с жизнью. Что-то шло неправильно.

Ночью во сне Алла всхлипывала, дергала руками. От нее нехорошо пахло несвежим бельем и простудой. Алик с закрытыми глазами пытался думать о приятном, но всплывала только недавняя сцена любви на троих. Алик обнял жену и вошел в нее. Алла так до конца и не проснулась, но сделала все, что могла, чтобы облегчить ему задачу. Целых две минуты Алик был счастлив, а некоторое время после — спокоен. Жена наконец улыбнулась во сне, и ему тоже удалось уснуть.

Свадьба подводника продолжалась пятнадцать минут. Для подводника.

Для его невесты, а теперь уже жены — на десять минут дольше. За это время молодая успела довести мужа, который оказался несколько нетверд в ноге, до свадебного стола, усадить, поднести бокал с шампанским ко рту, пригубить, улыбнуться гостям, затем аккуратно отлепить голову подводника от стола, позвать наиболее адекватных друзей мужа и с их помощью загрузить дорогого супруга в машину, дожидавшуюся — вот она женская предусмотрительность — у дверей кафе. Молодожены отбыли.

Друзья подводника продержались чуть ли не целый час. Не они женились, не у них стрессовая ситуация, потому и смогли выдюжить. Под громогласное «горько!» целовались свидетели, оба мужчины, но к девятнадцати ноль-ноль по московскому времени полегли все, как один, кроме командира, сдавшись на милость Бахуса. А бог вина постарался, проявил разнообразие, уложив одних на стол головами, других на банкетки у площадки для танцев, а третьих так и вовсе на пол. Командир подводной лодки, не утомляясь, повторял:

— А мне что, я — капитан!

Предусмотрительность невесты, ее хлопоты со сценарием свадьбы, расписанным по минутам, полностью себя оправдали. По крайней мере, она знала, что и когда должно происходить, пусть не могла присутствовать при этом лично. Оставшиеся в строю пожилые родственники долго не отпускали пародиста — за все заплачено, пусть отрабатывает. Володины игры-конкурсы с надуванием воздушных шариков и веселыми плясками успеха среди оставшихся не имели, что не означало окончания работы. Нет, отпустили их, как положено, не раньше половины двенадцатого.

Алик выделил среди гостей одну старушку и выискивал ее взглядом на протяжении всего празднества, хотя хорошеньких девушек, оставшихся без кавалеров, было в избытке. Маленькая старушонка в традиционном платочке и темном шерстяном платьице тихонечко сидела на стуле, ничего не пила и почти ничего не ела, но стоило Алику отвлечься, старушка, казалось, пришитая к своему месту, пропадала и обнаруживалась на другом конце стола, такая же неподвижная и малозаметная.

— На кого ты уставился? — заинтересовался Володя. — Неужели присмотрел себе барышню?

— Ты случайно не знаешь, что за бабулька вон в том углу? — Алик мотнул головой, украшенной большими профессиональными наушниками.

— Вроде бы соседка матери невесты по бывшей коммуналке, но точно не знаю, на нее тост и подарок не заказывали, — отвечал Володя, справившись с записями в блокноте. — А что, ты теперь старушками интересуешься для разнообразия?

— Чертовщина какая-то. Могу поклясться, что я ее знаю, — пробормотал Алик.

— Ну и что такого? Подумаешь! Я лично знаю несколько старушек, и никого сей факт не удивляет, более того, моя жена знает старушек без счета, и ничего, живет себе.

— Я знаю ее по старой квартире, мы переехали оттуда, когда мне было двадцать с небольшим. Могу поклясться, с тех пор она совершенно не изменилась. — Алик в явном замешательстве посмотрел на приятеля, ожидая, что тот примется подтрунивать в своей обычной манере, но Володя выслушал его со вниманием и остался совершенно серьезен.

— Я тебе верю. Кажется, я знаю, в чем дело. Но сейчас не поговоришь толком, через пару часиков эта бодяга закончится, и все объясню. Кстати, твоя старушенция пропала, что доказывает мою правоту. — Володя оглядел зал и покачал головой.

Алик решил, что Володя мистифицирует его, но просканировав зал, не сумел отыскать предмет своего интереса. Старушка, по всей вероятности, утомилась и пошла потихоньку в свою коммуналку.

Алик исказил факты: старушка не была их соседкой по старой квартире в Сосновой поляне. Он видел ее один раз, когда учился в третьем классе, но запомнил навсегда. В тот день он бежал домой из школы, торопясь к своим новеньким рыбкам (аквариум ему купили только вчера). На лестнице его остановила незнакомая бабка.

— Милок, погоди-ка! Послушай меня и запомни! Убили твоего дядю, ты носишь его имя. На него играл сокамерник и проиграл. Теперь ты должен жить за двоих, понял? Не отступать! Быть сильным и решительным!

Маленький Алик испугался, с порога уцепился за свою бабушку:

— Там на лестнице чужая бабка. Она сказала, что моего дядю убили! Какого дядю? У меня есть дядя? А что такое сокамерник?

Бабушка охнула и осела на пол. Через день бабушки не стало, Алику говорили — уехала к родственникам. Он переспрашивал — к дяде? Отец вывел его на прогулку:

— Давай поговорим как мужчина с мужчиной! Мама плачет, ты видишь, дед расстраивается. Никогда не вспоминай о дяде. Ты понял, сынок?

Алик не понял — тогда. Но спрашивать перестал. С тех пор запах валокордина и сырников — бабушка жарила сырники к его возвращению из школы — прочно связался с несчастьем. Историю дяди он узнал позже, на той квартире они прожили еще лет десять, и много еще случилось всякого разного. Ту бабку Алик больше не встречал. А сегодня обознался или память подшутила — все равно тревожно. Володя сумеет отвлечь, выручит.

Володины истории имели над Аликом чудесную власть. Понимать-то он понимал, что все поведанное, мягко говоря, достроено, доведено до метафизического плана и к реальности имеет такое же отношение, как спектакль о революции к революции. Но когда Володя излагал свои новеллы, верил ему безоговорочно, никакое сознание, паскудным скептическим краешком своим отмечающее-таки несообразности повествования, не мешало. Правда и вымысел жили в восприятии Алика параллельно и суверенно, как жена и любовница в его сердце — не пересекаясь и не мешая друг другу, а напротив, придавая жизни остроту, какую не мог дать печально сомневающийся темперамент.

Свадьба, наконец, закончилась, и заповедная рюмочная ласково встретила своих героев.

— Поздно! Может, отложим твою историю? — нерешительно поинтересовался Алик. Знакомые стены усмехнулись и приобняли их за плечи.

— Да какой же ты после этого джигит? — возмутился друг. — А традиция, она тебе что, хвост собачий? Не жмись, нам же на машину добавили сотенную, сорок минут у нас есть как минимум.

Взор Володи привычно затуманился, голос обрел вкрадчивую глубину. Стены рюмочной раздвинулись и пропали, рассказчик и слушатель медленно вступали в зону, затерянную во времени.