Не было этого. Наблюдающей потусторонней тени, шляющейся над нами; вокзалов за чертой жизни, призрачной возможности изменить непоправимое. Не было. Это — розовые сопли, сочащиеся из сожженных тетрадей с доармейскими стишками, там, на унылом пустыре.

Не было, но я придумал. Сочинить жизнь Алика и иже с ним ничего не стоило — традиционный ход. Быстро придумал — даже протрезветь не успел. Оправдаться, увы, не удалось. Выбрал себе слабую невыигрышную позицию. Но вина, вина очевидна! Он, Алик, все сделал сам, сам подготовил свою смерть, вынудил меня — к тому, непоправимому. Он выстроил свою смерть, кирпичик к кирпичику, не оставил мне выбора.

А придумать — что же, дело нехитрое. На самом-то деле за чертой ничего нет: серый порошок под землей — и все. И все? Одно движение, и я узнаю наверняка. Я готов. Почти не страшно. Вот это — это все? Это все, что увижу перед небытием? Эта неубранная комната, жалкий свет… Но какая разница.

Прощай, любимая, прощай, моя прекрасная дурацкая куколка. Скажи ребенку, что отец был космонавтом.