— Зачем ты пришла? — спрашивает Бефор, строжась.

— Ты остался совсем один. Потому что слабый. Ты не смог защитить меня.

Она, прислонившись к стене, равнодушно обращает взгляд к нему.

— Заткнись, — встревоженно просит он, когда видит ее внезапную короткую ухмылку.

— А раньше ты просил у меня прощения. Совсем отчаялся…Бедняжка.

— Прекрати, пожалуйста.

Она противно смеется и нагловато прищуривается. Бефор, чувствуя себя последним ничтожеством, виновато смотря на нее. Все та же блузка с розово-нежной кофтой и юбка. Такие же платиновые волосы и терракотовые глаза. Как настоящая.

— Таким слабым ты никому не нужен.

Ее пронзительно-жестокий голос проникает в самую глубину его сердца и оставляет незаживающую душевную рану. У него не хватает смелости смотреть в ее кровавые глаза и он мрачно опускает голову.

— Я знаю.

— С кем ты…разговариваешь? — робко выдавливает другой женский голосок.

Бефор живо поднимает голову и осматривается, видя только Аарин, выглядывающую из-за стены. Он расслабляется, что никого, кроме нее здесь нет, и спокойно ложится на кровать.

— С Гезарией.

Она искренне удивляется.

— Но она же умерла?

— Она до сих пор ко мне приходит. Не могу избавится от кошмаров, от нее и от чувства вины, — откровенничает он и переворачивается на бок, лицом к стене. — А ты почему пришла?

— Ну как бы… — ее голос трясется в смятении и слышен все тише, — я тут… свой рюкзак забыла…

Бефор молча ждет и слышит ее шаги, проходящие мимо и вдруг пропавшие. Кажется она останавливается. Бефор хочет обернуться и узнать, почему, но боится ее спугнуть. Два дня назад он вел себя и правда как сумасшедший. Обдумав в одиночестве все сказанные ею слова, он решил перестать жалеть себя или ненавидеть. Но пока у него не получается сделать первый шаг.

— У меня начались кошмары, — строгие, но мелодичные слова произносят ее уста, — из-за тебя.

Он невольно вслушивается в ее голос, закрывает глаза и вздыхает.

— Прости. И за позавчерашний день тоже. Мне жаль, что я напугал тебя.

Что-то разъедает изнутри, но это быстро проходит. Разные голоса еще долго звучат эхом в его голове. Он задерживает дыхание и закрывает уши. Так и не дождавшись ее ответа, он добавляет:

— Надо было как-то по-другому начать нашу вторую встречу. Ты ведь меня совсем не помнишь. Так что…

И тут в его горле застревает огромный горький ком, который невозможно проглотить. Он не может выдавить и словечка через открытый рот. Губы шепчут желаемое, а озвучить не могут. Бефор становиться все беспомощнее, оказываясь в ловушке или в клетке. Он сидит там уже две недели с лишним, дергает железные прутья решетки и безнадежно прислоняется к сырому каменному полу.

Он боится, что никогда не сможет выйти из этой клетки живым. Он боится, что снова вернется в эту подземельную тюрьму, всеми давно забытую. Один. В темноте. Навеки.

Его одеяло начинает уползать, а потом резко стягивается! По коже пробегают мурашки, Бефор начинает возмущатся и цепляется за теплое одеяльце:

— Эй! Мое! Мое одеяло!

— Поделись, мать твою, мне холодно! — жалуется она, пока тянет белого цвета одеяло и мычит, чтобы добавить к своим тоненьким ручонкам сил. Вялый и слабый Бефор не сдается и не отпускает, потому что ему тоже холодно. Он даже рычит на нее, а она рычит ему в ответ.

— Отдай!

— Отдай!

В унисон вопят они и хмурятся, стискивая зубы. Никто не хочет превратиться в лед. Их замершие пальцы рук не отпускают одеяло и до сих пор тянут в противоположные стороны. Еще чуть-чуть и оно порвется…

Они застывают под урчание пустого живота одного из них. Бефор стыдливо смотрит на одеяло. Он снова ничего не ел. А она лишь победно усмехается и легко отдергивает одеяло к себе. В ее глазах зажигаются огни, зрачок оживает под ярким пламенем и немного дрожит от неукротимой энергии. Ей весело?

Ее маленький носик дергается и она любопытно преподносит одеяло к лицу, которое Бефор тут же возвращает на кровать. От такого резкого движения она теряет равновесие и шлепается на охладелый линолеум. Бефор довольно лыбится.

Аарин теряет свое терпение, бесится при виде такой рожи, встает на ноги и идет к раскрытому окну. Бефор меняется в лице и испуганно умоляет:

— Нет, не закрывай! Нет! Прошу, нет! — он даже тянет руку, чтобы остановить, но не успевает ее схватить. Аарин припеваючи подходит к столу и тянет руку к оконной ручке, но…не дотягивается. Она пытается встать на одну ногу, наклониться, вытянутся всем телом, но ничего не помогает. Ручки короткие. Бефор успокаивается:

— Неудачница.

— Слабак! — откликается Аарин и резко поворачивает голову. В комнате еще не теплеет, но она ощущает мягкое и пушистое тепло, просто взглянув на него. Бефор простодушно и нежно улыбается ей, чувствуя приятную ностальгию. Все-таки Аарин и есть Аарин. Такая же, как и всегда.

Она смущается от его улыбки, своих эмоций и лезет на стол, чтобы как можно быстрее закрыть окно и выйти отсюда. Аарин начинает слезать. И как только ее ботинки дотрагиваются до пола, то она слышит его решительный голос:

— Давай дружить.

— Мы уже друзья, не так ли?

Аарин не оборачивается и торопливо убегает, не забыв свой рюкзак. Бефор мимолетно видит ее глупую улыбочку и теряет силуэт за стеной в коридоре. От нее остались лишь след ее рыжих волос и булочка с мясом, которую он обнаружил на столе.

Бефор удовлетворительно закрывает глаза и обещает себе, что Аарин обязательно вспомнит его…

Глава двенадцатая

— Ты ежедневно заходишь сюда, — говорит она.

— Ты тоже, — говорит он.

Как только Бефор начал ходить, он уделяет этому месту два часа раздумий, пролетающие так же быстро, как кричащие сверху птицы. Место, где предательски цветут сорняки на голой земле, свет неба не проникает сквозь густые кроны деревьев и пахнет хвоей. Ветер дует в камни и в железные невысокие заборы, о которых можно споткнуться и провалиться во тьму. Каждый по-своему ощущает себя здесь. Бефор же ощущает лишь этот немой до ужаса лес.

— Я присматриваю за этим местом, — говорит она.

— А я чувствую вину перед ними, — говорит он.

Бефор перемещает свои зрачки с могильных плит в сторону и видит ее в профиль. Астарта вдумчиво читает имена учеников, погибших на второй волне Тьмы, и ее лицо выражает лишь скорбь и мрачность. Наверно таким и должен быть могильщик.

— Думаешь, я смог бы их спасти? — спрашивает он.

— Не знаю, — сухо пожимает плечами она. — Но виноват тут точно не