ей больше нечего! Но Джулия не могла отделаться от этой мысли. Как и не могла понять, что именно не так. Убеждала себя, что это лишь излишняя чувствительность, страх, воображение, но внутри что-то подзуживало, будто зажатая в кулаке муха. И вместе с тем в груди будто наливался жаром протест. Джулия не пленница. Глупо сидеть запертой в покоях, как перепуганная мышь. Теперь это и ее дом: нравится это тиранихе или нет.

Чем дальше Джулия удалялась от своих комнат, тем реже в коридорах и на лестницах встречались слуги. Они неизменно приветствовали ее поклонами и старались поскорее уйти. На вопросы о том, как пройти в покои сеньора Соврано, лишь кивали в нужную сторону или тыкали пальцами. Но на просьбы сопроводить отвечали неизменным отказом, ссылались на важные и спешные дела. Лишь одна молоденькая служанка с корзиной белья снизошла до ответа:

— Простите, сеньора, но сеньор Соврано не любит, когда лишние люди болтаются на его половине без его одобрения или одобрения сеньора Дженарро. Если прикажут — проведу, сеньора. Но без позволения — даже не просите. — Она потупилась: — Может, и вам бы не следовало…

Джулия лишь кивнула:

— Хорошо, ступай.

Служанка покрепче перехватила свою корзину и поспешила уйти. Джулия посмотрела ей в спину, дождалась, когда та скроется за поворотом галереи. Несправедливо винить слуг… Что ж, сам Соврано и не нужен — Джулия не собиралась его беспокоить, достаточно разыскать Дженарро. И просто убедиться, что с господином все в порядке — большего не надо. Просто угомонить дурные мысли.

Джулия подобрала юбки и пошла в указанном направлении. Свернула у широкой лестницы, но услышала скрип. Внутри все перевернулось. Резкий звук пронесся под пустынными сводами галереи и еще долго отзывался в колоннаде. Джулия осторожно выглянула: из маленькой дверцы у лестницы, вероятно, ведущей в дворцовые подвалы, вышел Дженарро. Настороженно огляделся, плотно закрыл дверь, оправил куртку, будто стряхивал пыль. Снова огляделся и направился к одной из лестниц.

Джулия решила, что не стоит окликать его сейчас — лучше немного пройти следом и окликнуть позже. Она поднялась по лестнице, оказавшись в просторной галерее с тремя рядами белых мраморных колонн. Вот только Дженарро теперь нигде не было видно.

— Сеньора Джулия… Что вы делаете здесь?

Джулия вздрогнула всем телом, даже предательский возглас сорвался с губ. Она порывисто обернулась и уже чувствовала, как закололо щеки — она краснела.

Фацио Соврано стоял у одной из белых колонн. Прищурился, заложил руки за спину и пытливо смотрел. Ждал ответа. Черное на фоне залитого светом белого камня. Лицо расчертилось резкой светотенью, подчеркивая точеные черты. Должно быть, он хорош на своих монетах, если их уже стали чеканить… Глупая, глупая мысль! Джулия даже зажмурилась от неловкости. Наконец, взяла себя в руки. Судя по всему, Фацио был вполне здоров. И Джулия тут же прокляла свое неуместное мягкосердечие. Глупый, глупый порыв! Сплошные глупости!

Соврано не утерпел:

— Кажется, я задал вопрос.

Джулия сглотнула, подняла голову:

— Я заблудилась, сеньор. Я совсем не знаю дом.

Он поджал губы, задумчиво кивнул несколько раз.

— Достаточно было спросить любого встречного слугу, и вас развернули бы в нужную сторону. Вы лжете, сеньора… Ответьте, отчего я не удивлен? — в голосе сквозило снисхождение… если не презрение.

Да, он имел полное право так говорить. И это было невыносимо. Малейшая, самая крошечная ложь, в которой он уличит — и не отмыться никогда. Никогда! Уже уличил… Что ж… Вдруг показалось, что все бесполезно. Что бы она ни сделала, как бы ни оправдывалась. Было наивно на что-то надеяться. Пусть будет правда. В конце концов, эта глупая правда не скрывала ни корысти, ни злых помыслов. Сочтет сентиментальной дурой — пусть так.

Джулия выпрямилась, подняла голову. Старалась не опускать глаза, глядя в его лицо:

— Вы правы, сеньор, это ложь. И я прошу за нее прощения.

— Так что вы забыли здесь?

— Я искала Дженарро.

Фацио поднял брови:

— Зачем?

Джулия помедлила. Все же опустила голову, не выдерживая его цепкого взгляда:

— Хотела справиться… о вашем здоровье. Ведь кроме вашего камердинера я больше ни с кем не могла об этом говорить. Как и обещала.

Он молчал. Джулия снова отчетливо ощущала на себе его скребущий взгляд. Он будто забирался под кожу и лихорадил.

— Зачем?

Странный вопрос. Зачем справляются о здоровье? Чтобы убедиться, что человек благополучен.

— Мне было беспокойно, сеньор.

— Беспокойно за меня? — чеканное лицо исказила кривая усмешка. — Или надеялись, что я умер?

Даже слезы навернулись. Джулия вскинула голову, открыто посмотрела в его непроглядные глаза:

— Что вы такое говорите? Беспокойно за вас. Тогда вы…

— …что я?

Она молчала, понимая, как глупо выглядит ее беспокойство со стороны. Ведь она даже не задумалась, что это внимание может ему просто не понравиться. Она совсем не знала этого человека. Джулия вновь опустила голову:

— Простите, сеньор. Позвольте мне уйти. Я вас увидела — этого достаточно.

— Не позволю. Так что я? Болен?

Джулия едва заметно кивнула.

— И вы, как водится, прониклись состраданием?

В его устах это прозвучало каким-то ужасающим обвинением.

— А вы разве не слышали, что сказала моя мать?

Джулия вновь заливалась краской. Щеки отчаянно шпарило. Хотелось взять все свои слова обратно, но это было невозможно. Она лишь опустила голову еще ниже:

— Слышала… Но я подумала, что сеньора… преувеличивает.

Соврано усмехнулся:

— Ни словом. Темный дар не дает шанса ни болезни, ни клинку.

Его пальцы коснулись ее подбородка, вынуждая поднять голову, смотреть в лицо:

— Видите, как напрасны ваши переживания? Но мне они приятны.

Джулия лишь отводила взгляд, мечтая провалиться от стыда. Оставалось только свести разговор в глупую практическую плоскость:

— Разве так бывает?

— Как?

— Чтобы ни болезнь, ни клинок? Яд тоже бессилен?

Лицо Фацио мгновенно помрачнело, будто над ним нависла грозовая тень. Пальцы до боли сжались на подбородке. Он смотрел через прищур и, казалось, этот взгляд может убить:

— А вы задумали отравить будущего мужа? Или измышляете иные способы?

Джулия отстранилась, полыхая от негодования, сотворила знак, отгоняющий беду:

— Господь с вами! Разве можно о таком даже помыслить? Простите, что оскорбила вас неуместной заботой! Прощайте!

Она резко развернулась и побежала к лестнице, давясь подступившими слезами. Стыд! Какой стыд! Как такое могло прийти ему в голову?!

Фацио нагнал ее в считанные мгновения, ухватил за руку повыше локтя:

—