Дети, отправляющиеся в поездки одни, стали, скорее, исключением из правил, хотя десять лет назад все было наоборот – родители, приколовшие детей к юбке, считались ненормальными.

Тренеры по-прежнему готовы взять «взрослых» детей в дальнюю поездку – в другой город на соревнования, за рубеж на сборы без сопровождения родителей. Под свою ответственность. Но за последние несколько лет я не припомню случая, чтобы кто-то из детей ехал один. С ребенком отправляют хоть троюродную тетушку, лишь бы он был под приглядом.

Мы с дочкой поехали на семейные сборы. Было прекрасно. Чудесные, образцово-показательные семьи. По-настоящему дружные, любящие. Притащившие с собой старших детей, которые немедленно передружились и образовали собственную компанию. Мне было легко и комфортно. Мою дочь все сразу полюбили. Родители помогали друг другу обживаться, устраивали совместные ужины. Сима, которой привыкание к новым людям и условиям дается непросто, бежала на тренировки, гордилась успехами, просилась в гости к новой подружке.

Лишь одна девочка выбивалась из общей идиллической картины. Даша считалась уже взрослой – одиннадцать лет. Меня потрясла огромная разница между этой девочкой и моей дочерью, которая была всего на год младше. По сравнению с Дашей Сима вела себя как младенец. Да и по интересам Сима находилась в младшей группе детского сада, а Даша вполне могла считаться выпускницей школы. Сима оставалась невинным ребенком, Даша же вела себя как взрослая женщина, причем с богатым жизненным опытом за плечами.

Я всегда реагирую на слова, тексты, речевые обороты, и меня потрясло, что у Даши совершенно взрослая, причем грамотная, лексически богатая речь. «Вот эта высокомерная женщина…», «Вы кажетесь разумной…», «У нас возникло недопонимание…». Даша к тому же с легкостью и к месту использовала все взрослые присказки: «утро добрым не бывает», «состояние нестояния». Девочка с моей Симой облюбовали одну лавочку для переодевания, и я с Дашей общалась регулярно. Она мне нравилась – необычностью, чувством юмора, цинизмом. Даша подмечала детали поведения взрослых и комментировала, иногда зло, жестко, даже жестоко, но всегда очень точно. У нее был взгляд писателя, журналиста, художника. Творческий, при этом предельно острый, безжалостный и в то же время отстраненный. Она могла бы стать блестящим репортером или хирургом. По утрам она обычно бухтела, причитала и страдала. Шутила зло, иногда не смешно, а с издевкой. Но я считала это нормальным. Кому захочется вставать в шесть утра и бежать на трехчасовую тренировку? Причем радостно? Никому.

– А где твоя мама? – спросила я.

– У меня нет мамы, – спокойно ответила Даша. – У меня никого нет. Только тренеры. Они взяли из жалости. Теперь не знают, как от меня побыстрее избавиться. Меня хотят отправить домой досрочно.

Я спросила про Дашу у организаторов сборов. Она приехала без сопровождения. Жила с тренерами, которых увидела впервые в жизни уже на сборах, куда ее доставила чужая женщина, откликнувшись на просьбу подхватить ребенка в аэропорту. Она была из другого клуба, из другого города. Я уточнила – Даша из проблемной, неполной семьи? Нет, из такой полной, что полнее некуда – мама, папа, старшая сестра и младший брат. Две бабушки и два дедушки. Благополучная семья, с какой стороны ни посмотри. Обеспеченная. После этих сборов Даша должна была отправиться на другие, очень престижные, без заезда домой. Все лето расписано. Но девочку отправляли одну, снабдив справками, разрешениями на выезд, доверенностями и прочими бумагами.

Даша всегда ходила одна. Как-то случилось, что мы шли следом. Даша передвигалась зигзагами, наступая на все люки, которых было много, и прыгая на плитках одного и того же цвета. На некоторых она подпрыгивала дважды, на других замирала на секунду.

– Даш, а почему ты так ходишь? – спросила я.

– Я загадала. Если все правильно сделаю, мама приедет, – ответила девочка, – она обещала. Тут все с мамами, только я без мамы. Тренеры и мама говорят, что я взрослая, а я маленькая. Кто решил, что я взрослая?

Даша продолжала прыгать особым, только ей понятным образом, по плиткам.

– Не приедет, – сказала она и вдруг горько заплакала, – я сбилась.

Я обняла ее, начала рассказывать глупости, которыми обычно веселю по утрам дочь: как вчера во время шторма крошечную собачку так сдувало ветром, что она чуть не улетела с поводка, на котором ее держала хозяйка. Летающая собака. Как из песка можно слепить черепаху. Как на тренировке для взрослых я вчера села на шпагат, и мне хотели вызывать бульдозер, чтобы поднять. Даша начала улыбаться. Она вдруг стала маленькой девочкой, какой и была в действительности.

– Держите дочь подальше от Даши. Она может плохо на нее повлиять, – прошептала мне в раздевалке одна из мам.

– Она просто по маме скучает. Это естественно для ребенка, – ответила я.

– Она же взрослая, а не ребенок, – удивилась мама.

Да, сборы, любые лагеря идут на пользу. Дети взрослеют, перестают капризничать из-за еды, учатся ответственности за себя, свои вещи, поступки. Они понимают, что мир крутится не только вокруг них и любящей их семьи. Но они остаются детьми, хотя по году рождения вроде бы обязаны вести себя как взрослые.

– Мам, можно я буду дружить с Дашей? – спросила дочь. – А ты ее весели иногда своими историями. Иначе она вообще улыбаться не будет. Она очень по маме скучает и поэтому так плохо себя ведет. Еще я с Полиной подружилась. Представляешь, она без очков вообще ничего не видит! И в своих очках почти не видит. Она обруч вслепую может поймать! Только ее маме не говори, ладно? А то ее больше на гимнастику не поведут, а Полине нравится. Поэтому она скрывает!

У Даши не отбирали телефон, как обычно поступают на сборах: выдают по вечерам, чтобы поговорить с родителями, в остальных случаях связь держится через тренеров. Дашина мама не обрывала телефон от волнения. Вообще не звонила – ни дочери, ни тренерам. Даша как-то позвонила и бросила телефон на асфальт. Мама оказалась занята и говорить не могла. Девочка же привлекала к себе внимание всеми возможными способами – от скандалов с тренерами до внезапных исчезновений. Все бежали искать Дашу, которая могла запереться в туалете, вызвать рвоту и объявить, что у нее булимия. Про собственную семью рассказывала ужасы – мол, мать ее бьет, у папы любовница, мама тоже в поиске и в статусе «все сложно». И никто не знал, что из рассказов Даши правда, а что выдумка.

Девочка, конечно, доводила всех до исступления – иногда материлась как сапожник, строила глазки официантам в кафе, где обедали спортсменки, убегала в неизвестном направлении. К заключительному открытому занятию, на которое вызвали фотографа, а все девочки должны были прийти с прическами, от Даши у всех дергался глаз. Она попросила у одной из мам гель и попробовала сделать прическу самостоятельно, вылив на голову полтюбика. Она подходила к взрослым и спрашивала: «Я красивая? Правда?» Мне она сказала, что хочет побыстрее вырасти, чтобы стать красивой. Потом я обнаружила ее в туалете – Даша плакала из-за лифчика, который торчал из-под формы. Била себя по груди и говорила, что она уродина. У нее случилась истерика, и она не вышла на тренировку. Я сидела с ней рядом на полу в душевой и рассказывала про менструацию – мама дочь не подготовила. И девочка думала, что умирает. Я отвела ее в магазин и показала, какие есть прокладки и что означают нарисованные капельки.