– Дважды, – поколебавшись немного, ответил дядя Уильям. – Один раз под Рождество, когда я уже и думать забыл об этой истории. Мы устраивали званый ужин. Когда гости разошлись, я отправился с Эндрю подышать свежим воздухом – и пришел в себя уже в холодной ванне. Чуть не помер тогда, ей-богу! Холодные ванны я не принимаю. В моем возрасте человеку уже надо немного беречься. В юности я всерьез занимался спортом – теперь вот расплачиваюсь.

Маркус, прекрасно знавший, что все спортивные достижения дяди Уильяма были представлены единственным кубком, полученным еще в младших классах, недовольно нахмурился, однако старик не обратил на это никакого внимания и продолжал тараторить:

– Потом я спрашивал Эндрю, не заметил ли он чего-нибудь странного. Он даже не понял, что я имею в виду. К тому времени он уже нахлестался вдрызг и вряд ли мог что-то заметить.

– Хорошо, а третий приступ? – поинтересовался мистер Кэмпион.

– А третий приступ… – проворчал дядя Уильям, – третий приступ случился со мной в самый неподходящий момент. Ровно в то воскресенье, когда исчез Эндрю, и примерно в то же время. Ох и незадача…

Маркус вскинулся.

– Мистер Фарадей! Вы мне этого не говорили!

– Я не привык трепать языком о своих болячках, – ответил мистер Уильям чуть заплетающимся языком. – Ну, теперь я все рассказал. Помню только, как стоял на дороге к Гранчестерским лугам и спорил с Эндрю, как нам лучше вернуться домой. Глупости, конечно… Любому болвану было бы ясно, как лучше идти. Я был не в себе, в голове не укладывалось, что взрослый человек может так дурить… И потом я потерял память. В себя я пришел уже рядом с домом, а домой я добрался только к концу обеда.

– На двадцать пять минут позже, чем вы сказали полиции, – внезапно уточнил мистер Кэмпион.

Щеки дяди Уильяма вспыхнули.

– И что с того… Эта их дотошность сбила меня с толку. Ну, я закончил. Теперь вы все знаете.

Маркус напрасно пытался поймать взгляд Кэмпиона: тот смотрел в пустоту с обычным глуповатым выражением лица.

– Не хочу докучать вам расспросами, мистер Фарадей, но почему вы не рассказали родным об этой своей болезни? Вы ведь рискуете жизнью. Вас могла сбить машина, к примеру.

Дядя Уильям сгорбился в кресле и уткнулся взглядом в пол.

– Не люблю болтать о семейных делах с чужими людьми, – пробурчал он, – но моя матушка, если вы не заметили, уже стара. – Он умолк, достал из кармана носовой платок и громко высморкался. – Ей иногда такое взбредет в голову! Например, некоторое время назад она решила, что я… Кхм, как бы это лучше выразиться… что я пью. Безусловно, трезвенником меня не назовешь, и не так давно жизнь среди сварливых дураков настолько мне осточертела, что я начал время от времени топить горе в вине. – Дядя Уильям умудрился произнести эти слова с апломбом человека, благородно признающегося в собственных грешках. – Ну, и до меня дошло, что, если я расскажу про недуг родным, которые ничего не смыслят в медицине, они, чего доброго, спишут эти провалы в памяти на мою маленькую слабость. Конечно, мне этого не хотелось. Понимаете?

Мистер Кэмпион кивнул, но Маркус не унимался:

– Уважаемый мистер Фарадей, разве вы не видите, в какое положение себя поставили? Неужели совсем никто не может подтвердить ваши слова?

Дядя Уильям вскочил на ноги.

– Юноша, уж не сомневаетесь ли вы в моей честности?

Маркус хотел ответить на это, что он всего лишь человек, но Кэмпион поспешил ему на помощь:

– Эти приступы должны были вас встревожить, мистер Фарадей. Вы не подумали обратиться к врачу?

Дядя Уильям обернулся к Кэмпиону. В его мутных глазах отражалась лихорадочная работа мысли.

– Конечно, подумал. Только вот к старому Лавроку я пойти не мог. Он хороший врач, свое дело знает и болтать почем зря не будет, но не обращаться же мне к семейному доктору…

– Очень жаль, что вы не обратились хоть к кому-нибудь, – заметил Маркус. Его покоробило, что дядя Уильям практически расписался в собственной нечестности.

– Да я обратился! – обиженно возразил тот. – Обратился я!

Молодые люди напряженно замерли.

– К кому?

Дядя Уильям будто потерял дар речи.

– Силы небесные, да не молчите же! – воскликнул Маркус. – Вы что, не понимаете, как это важно?

– Гм… Мне теперь совсем неловко, но раз вы так настаиваете… Я обратился к сэру Гордону Вудторпу с Харли-стрит.

Маркус вздохнул – на его лице отразилась смесь недоумения и облегчения.

– Что ж, тогда мы можем проверить вашу историю. Когда вы его посещали?

– В конце июня, – проворчал дядя Уильям. – Его мнение вам знать вовсе не обязательно. Я никогда не доверял этим мозгоправам, вечно они из себя строят всезнаек… Что ж, теперь вы в курсе. Вот только Вудторп не сможет подтвердить, что я его посещал.

– Почему? – вновь насторожившись, спросил Маркус.

– Объясняю, – с огромным достоинством и расстановкой произнес дядя Уильям. – Я счел разумным назваться чужим именем. И, раз уж вы полезли в мои личные дела, знайте: расплатиться с ним я так и не смог. Конечно, он наверняка меня вспомнит, – предупредил Уильям возможные вопросы, – но я не позволю открыть этому докторишке мою истинную личность: его адвокаты станут писать мне письма с угрозами, или что там обычно делают эти мошенники. Я закончил! – Дядя Уильям захлопнул рот и обиженно отвернулся.

– Мистер Фарадей, речь идет об убийстве. – Маркус уселся напротив старика и разгневанно повторил: – Об убийстве, поймите вы, наконец! Нет ничего хуже убийства. Если вы будете продолжать в таком духе, сэр, вас скоро арестуют.

– Подпишите мою бумагу, – буркнул дядя Уильям, – и все будет хорошо. Я не раз попадал в переплеты – и ничего, выкручивался. На этот раз тоже выкручусь. Ни один человек на свете не посмеет назвать Уильяма Фарадея трусом!

– Дураком, наверное, тоже, – пробормотал Маркус себе под нос.

Дядя Уильям сердито покосился на него.

– Чего вы бормочете? Говорите нормально, как мужчина!

Маркус снова воззвал к Кэмпиону:

– Можете вы объяснить мистеру Фарадею, что ему грозит? Я не в состоянии.

– Черт подери, да все я понимаю! – внезапно завопил дядя Уильям. – Моя родная сестра и двоюродный брат убиты! Вы, похоже, совсем забыли о нашем семейном горе, пристаете ко мне с расспросами о болячках и докторах! Позвольте напомнить, что завтра меня пригласили на слушание, и это будет весьма неприятный, тяжелый и мучительный опыт. Я не из тех людей, что волнуются из-за неоплаченных счетов у всяких там докторишек.

– Инспектор Оутс с готовностью проверит любые показания, Маркус, в том числе и наши, – без обиняков заявил Кэмпион своему приятелю.

Глазки дяди Уильяма забегали от одного молодого человека к другому; он попыхтел, точно чайник на плите, и внезапно сдался.