Павлу Петровичу, как старшему, достался каменный двухэтажный родительский дом в Костроме на улице Ильинской (сейчас ул. Чайковского, д. 11). Дом пришел в род Корниловых от деда Павла Петровича по материнской линии – Федора Аристова, и был его подарком дочери Марии Федоровне Аристовой и ее мужу Петру Яковлевичу Корнилову в день их свадьбы. Он был уникален. Еще весной 1821 года, будучи в отпуске в Костроме, Петр Яковлевич надумал перестроить жилище на новый лад, тем более что к тому времени число его детей достигло восьми человек. План и фасад нового дома разработал архитектор Попов. На старой, но прочной основе возвели новый фронтон с колоннами и два крыльца. Экстерьер и интерьер дома богато декорировали лепными капителями и карнизами по образцам, выбранным хозяином дома. Нанятый у помещика Борщова живописец Поплавский мастерски расписал стены здания. Когда парадной лестницей хозяева и гости поднимались в зал, дух захватывало от красоты расписного плафона.

Двое сыновей семьи Корниловых, Аркадий и Евгений, отдали свои жизни на войне, трое заслужили высокие посты. Пятеро достойных представителей этого рода были Георгиевскими кавалерами. В отличие от братьев Павел Петрович после ранения намеревался делать карьеру по гражданской службе. Он имел не слишком высокий чин надворного советника, соответствующий воинским чинам подполковника в армии, войскового старшины у казаков и капитана 2-го ранга на флоте. Официальное обращение к нему было: «Ваше высокоблагородие».. В Костроме он занял должность управляющего удельной конторой.

Вероятно, здоровье Павла Корнилова было подорвано в военных экспедициях и в результате боевых ранений, и в дальнейшем он часто недомогал. Однако сначала молодые и жизнерадостные супруги устраивали в корниловском особняке поэтические вечера, на которые собиралось все культурное общество Костромы и окрестностей.

На одном из музыкальных вечеров под впечатлением игры на фортепиано сестры ее мужа Софьи Петровны Корниловой (1808–1877) Анна написала экспромт «Соф. Петр. К…вой»: «Отрада, горесть, упованье //Сменяются в душе моей. //Ты льешь в нее очарованье //Волшебною игрой своей».

Столица не забывала прекрасную костромчанку. Косвенно ее личность появилась на страницах «Денницы» М. А. Максимовича: в 1830 году там был помещен отрывок из письма П. А. Вяземского, адресованного А. И. Готовцевой, в котором князь выступал в качестве наставника начинающих поэтов. Он хвалил «педантов в рифмах». «Люблю эту звучную игрушку среднего века», – восклицал он. «Не пренебрегайте верностью рифмы, – советовал он поэтессе. – Уважайте истину поэзии, но соблюдайте свято истину и стихотворства… Чем рифма кажется маловажнее, тем рачительнее должно стараться о ней».

Признанной царицей Анна задавала тон костромского высшего общества. Кроме музыки и поэзии, обитатели были причастны и к любительскому театру. Стихийно возникшая любительская труппа молодежи из местных дворянских фамилий Карцевых, Перфильевых, Колюпановых ставила спектакли по пьесам А. А. Шаховского «Хороша и дурна» и «Своя семья» и др., которые пользовались неизменным успехом в городе. Корнилов, по-видимому, не разделял представлений, что брак кладет конец женскому увлечению музыкой, литературой, поэзией. Анна продолжала писать и своим поэтическим творчеством прочно вошла в круг таких костромских писателей, как А. Потехин, С. Максимов, А. Писемский.

Вяземский в письмах просил Бартенева передавать поклон «поэтической Готовцевой» и сам писал ей: «Жалею, что давно не знаю ничего о ваших стихотворных занятиях. Надеюсь, что вы не изменили им. Смею даже советовать вам упражняться постоянно и прилежно: пишите более и передавайте стихам своим как можно вернее и полнее впечатления, чувства и мысли свои. Пишите о том, что у вас в глазах, на уме и на сердце. Не пишите стихов на общие задачи. Это дело поэтов-ремесленников. Пускай написанное вами будет разрешением собственных, сокровенных задач. Тогда стихи ваши будут иметь жизнь, образ, теплоту, свежесть».

Анна отвечала: «Я робею, не знаю, с чего начать и что сказать вам, все мысли мои начинаются и оканчиваются благодарностью, – но все, что я ни сказала бы, слишком слабо изобразит ее: она равняется чувству удивления моего к вам» (…) «Я не один раз читала sta, viator! оно воскресило в памяти счастливую эпоху моей жизни, немногие часы, проведенные вместе с вами у почтеннейшего Юрия Никитича, который действительно был благодетельным временем, доставившим мне счастие видеть, слышать вас и получить впоследствии столько незабвенных знаков воспоминания вашего: портрет, книги (из числа которых две имею честь препроводить к вам), “Северные цветы”, “Галатея” и наконец стихи мои, удостоенные столь обязательного внимания, – все наполняет меня такою благодарностью, которая превышает выражение.

Я с благоговейным вниманием перечитываю письмо ваше и стараюсь запечатлеть в памяти драгоценные советы, в нем заключающиеся. Снисходительное внимание ваше ободряет меня к возобновлению некоторых занятий моих, которые совершенно прекратила продолжительная болезнь и разные sta, viator! В лучших надеждах моих и желаниях! Пользуясь позволением, столь обязательно вами мне данным, я повергну к стопам знаменитого духовника моего первый поэтический грех мой».

О костромской поэтессе говорили, ее обсуждали, на нее равнялись. Возможно, пример Анны вдохновил еще одну уроженку Костромы и почти ее ровесницу – Александру Осиповну Ишимову (1804/1805—1881) на творческое самовыражение. Впрочем, Ишимова давно уже не жила в Костроме и писательством занялась не от хорошей жизни. Ее способный и одаренный всеми талантами отец резко реагировал на несправедливость, которую постоянно встречал вокруг себя, и по мере сил боролся с нею. За это он прожил почти всю жизнь в ссылках, куда за ним следовала семья. Желая как-нибудь помочь отцу, Александра, владеющая несколькими европейскими языками, перевела для него с французского сочинение Жозефа Дроза «Искусство быть счастливым». Восторг, с которым близкие приняли перевод, подвиг ее на напечатание этого сочинения. Книга вышла в Санкт-Петербурге в 1831 году, довольно успешно продавалась и принесла переводчице некоторую прибыль. Успех вдохновил способную молодую женщину, она стала печатать свои произведения. Приобрели известность ее рассказы для детей, представляющие большей частью переложения исторических сочинений, в т. ч. «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина. Ишимова активно занималась журналистской деятельностью, потребовавшей от нее энергии и предприимчивости: издавала ежемесячный литературно-художественный журнал «Звездочка» для детей младшего и среднего возраста и «Лучи» (1850–1860), в которых поместила свыше 600 своих оригинальных и переводных произведений, впоследствии собранных в отдельные книги. Особенно популярной была «Звездочка» – первый частный и сумевший обеспечить себе продолжительное существование детский журнал.

В отличие от поэтесс-современниц, «бесстыдно обнажавших душу» перед целым светом, она в своих произведениях ставила задачу религиозно-нравственного воспитания детей, стремилась развить в юных читателях чувство добра и сострадания, которое внушала им языком живых примеров, не лишенных