и что он, вероятно, греет чью-то другую прямо сейчас. Тут же знобит. Он не обманывал моих надежд, не давал обещаний, я прекрасно знаю, что к этому и шло. Тим ни с кем не спал все эти дни просто потому, что ему было некогда.

Я все это знаю и тем не менее ощущаю отчаяние. Какое-то безграничное, покалывающее кожу. Не плачу. Я ведь сильная девочка. Но и успокоиться не получается. Тим так приятно обнимал и целовал меня, когда вытащил из подвала, как будто правда беспокоился. В какой-то момент показалось, что он тоже чувствует ко мне что-то значимое и оттого немного испуган. Это было очень мило.

Поднявшись с постели и погладив Шелби, я надеваю на ночную сорочку длинную худи. Ноги пихаю в шлепки и выхожу из спальни. Дождь усиливается. Теплый, наверное, и очень кстати, потому что днем было невыносимо жарко и пыльно.

— Не волнуйся, я возьму с Тима слово, что он о тебе позаботится, — обещаю котенку.

Беру пачку сигарет и заруливаю на кухню. Свет не включаю, не хочется. Подкуриваю, затягиваюсь, открываю форточку и замираю у окна. Потому что Тим не в ночном клубе и не в кровати той симпатичной девицы, чью аватарку я видела в его телефоне. Он сидит на террасе.

В первые секунды, правда, мне кажется, что это какой-то бездомный — настолько сюрреалистично темная фигура смотрится в скудном свете дальних фонарей. Не двигается, замер на лежаке. Прямо под потоком воды. Но нет, все-таки Тим, сто процентов. Этого парня я ни с кем не перепутаю.

Смотрю на него, смотрю. И в какую-то секунду, одну из многих, уколом в грудь осознаю, что люблю его. По-настоящему. Всей своей израненной душой. Да, я люблю его с первого взгляда. И любовь моя какая-то теплая, зрелая, на грани обожания. Я хочу, чтобы у Тима все получилось. И буду рада чувствовать себя причастной.

Через пару минут выхожу на улицу. Он оборачивается, но не говорит ничего, и я также молча присаживаюсь рядом. С одной стороны, нарушая его личное пространство, с другой — в душу ведь не лезу. Дождь уже стеной, у меня намокают волосы и одежда, из-за легкого ветра становится холодно. Сигарета тоже мокнет, курить ее больше невозможно, поэтому я тушу о плитку пола. Кладу голову Тиму на плечо и закрываю глаза.

Сердце колотится быстро-быстро, бахает в ушах, перебивает шум дождя. У меня пальцы покалывает.

Тим поворачивается ко мне:

— Продрогла?

— Я думала, ты тусишь где-то с телками, а ты здесь мерзнешь один, как какой-то лузер.

Он хмыкает:

— Я не мерзну.

— А я — немного.

— Иди в тепло.

— А ты?

— Я тоже скоро.

— Жизнь такая сложная, да? Почему, Тим? Почему она такая сложная?

— Она не сложная. Мы сами ее усложняем. Много думаем, — улыбается он, постучав себя по виску. — Это вредно для психики. Лучше быть попроще. Легче. Наивнее.

— Это точно.

Небо пронзает извилистая молния, ее догоняет гром. Я думаю о том, что мы с Тимом расстанемся навсегда. А потом беру его за руку.

Ладонь горячая, ее приятно трогать. Я сжимаю его пальцы. Боже, да он весь горячий! Тим стискивает мою руку в ответ, тянет на себя, а я за эти дни растратила слишком много сил и энергии, чтобы сопротивляться.

Сердце отбивает по ребрам сладкой болью. Я не сдерживаю громкий вздох и перебираюсь к Тиму на колени. Едва оседлав, обнимаю, как в последний раз в жизни. Он тут же выпрямляет спину, смотрит снизу вверх. Его руки касаются талии, водят по спине, сжимают, гладят…

Он и правда промокший, но очень горячий, — это ощущается даже сквозь мокрую одежду. Я хочу его губы. Словно прочитав мысли, Тим вынуждает наклониться, и мы целуемся.

Поначалу осторожно, как вчера после подвала, будто я драгоценность. Ну или мыльный пузырь, который тронь — лопнет. Но вскоре становится слаще, нетерпеливее, огненнее. Небо вновь озаряет молния, в этот момент я вижу глаза Тима и понимаю, что это случится.

Знобит. Я едва не умираю от предвкушения. Чувства перерастают в безумие, жажду, потребность. Я сжимаю его плечи, я обнимаю его изо всех сил, а Тим в ответ обнимает меня.

Любовь растет, становится ошеломляющей. Его руки тянутся к пряжке на ремне, воздух прорезает звук расстегивающей молнии.

Бах-бах-бах. В груди. На разрыв. До боли.

Холодный ветер подгоняет действовать быстрее. Я жмусь к Тиму и… позволяю целовать себя так, как ему нравится.

Все получается само собой, как в дурацкой романтической комедии, где секс — это не ряд фрикций, а единение душ, непременно идеальное. Я никогда не думала раньше, что такое бывает в реальности. Что можно любить так сильно, чтобы жить мужчиной. Дышать им одним, пока целует, пока входит резким толчком, обрушивая в удовольствие, пока крепко сжимает сильными руками.

Нас скрывают потоки воды, а палят только молнии, позволяющие на доли секунд увидеть друг друга. Кроме грозы есть близость и подгоняющий двигаться азарт. Удовольствие, толчки, поцелуи, удовольствие. Невероятное. Наше. Мое!

Пульсация внутри заставляет прижать Тима к груди. Я чувствую его. Я так остро его в себе чувствую.

Делаю глубокий вдох, и мне кажется, что сам кислород теперь усваивается лучше. Насыщая силой, энергией, жаждой свободы и жизни!

Я прекрасно помню рассказы сестры, какой Тим после близости, поэтому не хочу портить нам обоим момент и сама поспешно слезаю с его колен. Он делает вид, что не хочет отпускать, но я целую его в пылающие губы и шепчу:

— Замерзла.

Тим уступает, и я спешу в душ, чтобы привести себя в порядок и успокоить сердце. Обескураженная, догорающая спичка. Не буду жалеть о случившемся. Хоть ножами режьте, не буду ни за что на свете.

Когда выхожу из душа, слышу, как внизу открываются ворота. Я замираю, но паника длится недолго — Тим поспешно поднимается и встречает прямо у дверей ванной.

— Идем, — тянет за собой в комнату. — Тебе надо одеться.

— Что происходит? — Тороплюсь за ним.

— Покажу тебе что-то, — улыбается он. — Поспеши.

— Эм. Сейчас. Ладно.

Я быстро переодеваюсь в сухую одежду, напяливаю носки, кроссовки. Тим тоже переодевается, я краем глаза рассматриваю его фигуру. Не могу не отметить синяки на животе, боках, ребрах — сильно же он упал, оказывается. Жуткие черные пятна.

Тим натягивает черную толстовку, и мы вдвоем спускаемся вниз. Выходим на улицу, и я открываю рот от восторга.

Перед нами огромный американский фургон. Из тех самых, которые дома на колесах, плюс в них есть огромный отсек для