Поднял басы, обрезал дребезг, оформил… Любой стоящий маг — всегда немного меломан. Кажется, у Алистера Кроули было целое исследование на эту тему — очень скучное и бездоказательное, как и почти всё, что он делал в своей жизни. Бедняга Алистер, столько всего написал про нас, но не имел таланта наколдовать себе банальный бутерброд! Так и умер, в нищете.

Из-за поворота вылетела встречная иномарка, какой-то джип. Яростный ксенон дальнего света болезненно резанул по глазам. Вот же козёл… И я добавил ещё пару слов, из лексикона пятнадцатого века.

На грохот позади я не стал оглядываться. Впереди ждали дела поважнее. Кто-то опять принялся копаться в старых рукописях, кто-то сведущий. Не какой-то бестолковый Чешир, кабинетный червь, полагавшийся только на методы эвристики и комбинаторный анализ, а кто-то одарённый, способный вычистить мозги живому человеку. Пробующий силу молодой нахал. Молодой, молодой. Пожилой не понадеялся бы на железную клетку, он непременно задействовал бы огонь и кровь — невзирая на любые затраты времени! Молодому же было невтерпёж, он жаждал славы и тайн. Задумал искупаться в зелёной слизи? Вырастить на макушке орхидею? Власти захотел?

Надо было так и сказать. Пришёл бы в гости, потолковали. Я же не людоед, я многое могу понять. А то — по затылку колотушкой и в клетку. Грубо! Непрофессионально, в конце концов.

С другой стороны… Жизнь моя последние годы приобрела чересчур размеренный ход. Обзавёлся семьёй, хожу на службу. Увлёкся мимикрией, будем честны. Отрастил брюшко, благоразумно обхожу стороной тёмные переулки. А раньше они меня влекли.

Так что, пожалуй — очень вовремя.

Встряхнёмся.

Кровь и огонь!

Мария Еремина. Экзамен по латыни

Шум был не то чтобы невыносимый, но он отвлекал Миру от подготовки к экзаменам. Хотя, если быть до конца честной, после пяти суток бесконечной зубрёжки Мира была готова отвлечься на что угодно, включая странного голубя за окном. Но эй — этот голубь был действительно странным.

Стук в пол повторился. Объективно стук был куда подозрительнее голубя: ощущение было такое, будто соседи бегали по потолку, а затем начали по потолку же двигать что-то тяжелое и скрипучее, вроде кровати, периодически роняя эту кровать себе на ноги и вскрикивая. Если Мира правильно помнила, то под ней жила довольно тихая и спокойная семья с ребенком школьного возраста: никто не устраивал громких вечеринок, никто ни на кого не кричал и никто ни с кем не скандалил.

Мира вздохнула. Голова отказывалась работать, текст перед глазами расплывался.

В пол снова постучали, а затем громко поскреблись. Мира вздохнула ещё раз и поняла, что с этим надо что-то делать. Она решительно встала из-за стола и не менее решительно вышла из комнаты.

Через три минуты она также решительно вернулась с чашкой кофе, твёрдо пообещав себе, что больше не будет отвлекаться.

Через десять минут Мира спускалась по лестнице.

Звонок на двери исправно выдал приглушенную трель, но открывать, похоже, никто не собирался. Мира упрямо нажала на кнопку ещё пару раз — и наконец в замке заскрежетали и на пороге появилась соседка.

— Ой, Славочка, ты не очень вовремя, — пролепетала женщина.

— Вы не могли бы перестать шуметь?

Вообще-то Мира планировала быть куда более категоричной, но крайне вымотанный вид женщины заставил её смягчиться.

— Мы постараемся закончить как можно быстрее, но я не знаю когда…

В этот момент откуда-то из глубины квартиры раздался сдавленный вскрик, который сменился скулежом и громким скрипом. Мира моментально нащупала в кармане телефон.

— Что у вас там происходит? Я сейчас полицию вызову!

— Не надо полицию! — в ужасе воскликнула женщина и в одну секунду затащила Миру в квартиру, тут же захлопнула дверь и чуть дрожащим голосом продолжила: — Ты проходи. Сейчас всё сама увидишь, всё поймёшь.

В комнате, куда её привели, — детской спальне, догадалась Мира — было довольно тесно: метраж явно не был рассчитан на то, что в помещение однажды набьётся шесть человек. Зато что-то мерно и уютно потрескивало.

Соседка тут же метнулась к мужу и что-то ему отчаянно зашептала, отвлекая от разговора. Мира тем временем присмотрелась к его собеседникам.

Одним из них к её удивлению — настолько сильному, насколько вообще способен удивляться человек за день до экзаменов — оказался священник. Обычный православный священник в чёрной рясе, с бородой и крестом. Рядом со священником стояла женщина в пестрой юбке, каких-то живописных лохмотьях и многочисленных украшениях. Мире даже показалось, что она видела эту даму в рекламе на каком-то сайте, там дама предлагала снять и наложить сглазы и прочую муть.

Священник периодически неодобрительно посматривал на пеструю женщину, но продолжал вести с ней довольно заинтересованную беседу. Невзрачный мужчина во всём чёрном стоял у окна и нервно теребил крупный кристалл-кулон, с тревогой поглядывая вверх. Мира вдруг поняла, что вообще-то все, находящиеся в комнате, даже вернувшаяся соседка, периодически с тревогой поглядывают вверх, — и подняла голову.

К потолку в лучших традициях фильмов ужасов прилип спиной соседский сын. И мерно, уютно потрескивал. Поймав взгляд Миры, он с силой ударил пяткой в потолок. «Так вот откуда этот странный звук», — отстранённо подумала Мира, глядя в абсолютно чёрные, без намёка на белок, глаза.

— О… ко… пу… но, — внезапно протянул юноша, не отрывая взгляд от Миры. Возможно, он был просто рад новому существу.

— Славочка, — соседка неслышно очутилась рядом, и Мира вздрогнула. — Ты ведь никому не расскажешь? Ты иди тогда домой, мы как-нибудь справимся. Вот Дормидонт Аристархович кое-что придумал. Надеюсь, это поможет Димочке.

Димочка на потолке заскрежетал.

— Hoc… corpus… non… egeo1… — глухо протянул он сорванным голосом, отползая от отлипшего от окна невзрачного мужчины.

Невнятные звуки внезапно сложились в нечто странное. Мира остановилась, проигнорировав соседку, настойчиво выпихивающую её в коридор.

Вот ведь будет стыдно, если ей просто почудилось. Это всё экзамены, везде теперь мерещится.

— Что ты сказал? — строго и настойчиво спросила Мира, глядя на забившегося в угол Димочку.

Точно будет стыдно. Вот ведь не повезло людям: одержимый сын и пришибленная соседка.

— Hoc corpus non egeo. Cupio discedere2, — растягивая гласные и с булькающим рыком глотая окончания фраз, скрипуче произнёс тот, кто сидел в соседском сыне. Мира еле разобрала ответ.

— Ubi?3 — уточнила Мира, старательно подбирая форму глагола.

— Ой, Божечки! — забытая соседка шарахнулась в сторону, — Лёш, она тоже!

После этого вскрика в комнате начался хаос. Миру чем-то полили, потом чем-то посыпали, сладко запахло цветами и дымом, в глазах защипало. Сверху послышалось шипение и глухие удары. Похоже, соседского сына тоже активно поливали, посыпали и окуривали. Он снова заскрежетал, торопливо и сбивчиво пытаясь что-то сказать, проглатывая слова, рыча и шипя. Мира смогла разобрать только «hinc» — «отсюда», «libertas» — «свобода», «obsecro» — «пожалуйста» и «dolet» — «больно».

В Миру снова что-то плеснули, с волос закапало, за шиворот потекла холодная вода. Пестрая женщина что-то запела, священник начал молиться.

Мира чихнула. Нечто, кажется, заплакало. Оно хныкало и скулило, из скрипучего монстра моментально превратившись в испуганного ребенка, зависшего на потолке испуганного ребенка. Песнопения, плач, скрип и причитания соседки слились в душераздирающую какофонию.

— Хватит! — Мира закричала, ещё сильнее зажмурив глаза.

И всё стихло.

Мира осторожно открыла глаза в полной тишине. Застывшие на середине слов и движений люди испуганно смотрели на неё. Пожалуй, впервые в жизни Мира поняла старосту, которой иногда приходилось утихомиривать возмущённую аудиторию человек в пятьдесят и которая явно носила в термосе вино вместо чая.

— Unde veniebas4?

Мира очень надеялась, что не наделала ошибок. Почему-то страшнее всего ей было оттого, что она могла ошибиться перед лицом носителя языка. Сущность носителя пугала её куда меньше.

— Artificium. Lapis5.

Существо говорило медленно, делая паузы перед каждым словом. Мира даже задумалась: было ли дело в том, что ему сложно пользоваться человеческими связками, или в том, что оно так же никакой не носитель и тоже