от друзей Димы, как мельком пояснила соседка.

— Incorporeus spiritus invito te15, — подсказал тот, кто всё ещё томился в детском теле.

— Incorporeus spiritus invito te, — послушно повторила Мира.

Мира сунула жабу под нос существу. То кивнуло. Потом вздрогнуло. Потом затряслось.

Потом Дима судорожно вздохнул и разрыдался. А жаба поправила бабочку.

— Ну, я пойду? — неловко спросила Мира, наблюдая за тем, как рыдающие родители обнимают рыдающего сына. — Экзамены, всё такое…

Мира не сомневалась, что должна забрать жабу. Никто на неё и не претендовал. Единственный вопрос, который смущал Миру, может ли она нести жабу просто подмышкой, как обычную плюшевую игрушку, или это будет неуважительно.

Эксперты по нечисти тоже осторожно потянулись на выход. О плате за изгнание духа они не заикались. Священник похлопал Миру по плечу, а затем перекрестил. Он выглядел несколько потерянно.

Поднимаясь к себе с плюшевой жабой в вытянутых руках, Мира подумала, что это был довольно странный день, а потому экзамен точно должен пройти без проблем. Должна же быть в этом мире справедливость! Вот духи же есть, почему бы не существовать справедливости?

Начинать думать о том, что она только что изгнала какого-то беса и эта сущность теперь, видимо, будет жить с ней, Мира решила только после того, как лектор распишется в зачетке.

Сущность вяло пошевелила плюшевой лапой. Мира неуклюже, одной рукой, открыла свою дверь, прямо в обуви прошла в комнату и посадила жабу на стол. Подумала, что надо что-то сказать. Подумала, что больше не может.

Открыла онлайн-переводчик. На скорую руку написала пару абзацев о том, что так общаться ей будет проще, и о том, что сейчас ей нужно готовиться к важным экзаменам, а обсудить сегодняшний день они смогут позже.

О том, что «позже» у неё, вероятнее всего, будет нервный срыв, Мира тактично умолчала.

Жаба кивнула.

Мира отхлебнула холодный кофе. Открыла «Википедию» на латыни и очень медленно показала сущности, куда жать, чтобы открыть новые статьи.

Сущность заинтересовалась.

Мира вернулась к лекциям.

Жизнь потекла своим чередом.

— Quod tu es16? — спросила Мира через час, отвлекшись от чтения, чтобы размять шею.

Вопрос, что же такое она обнаружила, не давал ей покоя всё это время, хоть и немного фоново.

Плюшевые пальцы застучали по клавишам. «Википедия» продемонстрировала страницу про демонов.

— В общем-то ожидаемо, — пробормотала Мира и пошла ставить чайник.

Звонок в дверь прозвучал, когда Мира уже допила полчашки чая, а демон заинтересованно просматривал галерею картин Уотерхауса.

Звонка Мира тоже ждала. Если что и было для нее очевидным за весь этот день, так это то, что теперь к ней должна прийти какая-то организация, которая занимается тем, что скрывает от обычных людей мир демонов, духов и кто там оказывается тоже существует, а также поддерживает баланс, решает конфликты и спасает людей от распоясавшихся сущностей. Ведь если они существуют, то кто-то же должен их прятать и контролировать. Иначе бы Мира о них знала.

Звонок прозвенел ещё раз, выдергивая Миру из размышлений.

За дверью стояла девушка в плаще с глухим капюшоном, из-под которого были видны только половина лица и выбивающиеся волосы.

— Мирослава? — строго спросила девушка.

Мира поняла, что сейчас её попросят либо присоединиться к тайной организации, либо пройти какую-нибудь процедуру стирания памяти.

— Мне порекомендовали обратиться к вам. Понимаете, у меня есть небольшая проблемка. Вы ведь занимаетесь подобным?

Девушка открыла рот.

Мира задумчиво посмотрела на аномально длинные клыки.

Юлия Рубинштейн. Птенчик

— Земельный участок площадью ноль целых шесть сотых гектара, кадастровый… — судья перечислила всю цифирь и все находившиеся на даче постройки, включая сортир системы «дырка», — а также автомобиль марки «Джили-Гранд», госномер… — ни разу не сбившись, перечислила и госномер, — признаётся собственностью бывшего супруга Табашкина Платона Рэмовича. Квартира же, кадастровый номер, адрес Губернаторская, шестнадцать… — мерный голос судьи отбубнил ещё какие-то цифры, — и автомобиль марки «Ниссан-Кашкай» признаётся собственностью бывшей супруги Мальдред Аделины Вальтеровны. Настоящее решение вступает в силу, если в течение четырнадцати календарных дней…

— Протестую! Ходатайствую! — вскочила с места дама со следами былой красоты на лице. Пергидрольные пряди взметнулись струями метели. — Где перечисление драгоценных предметов? Не совместно приобреталось, пасхальное яйцо прабабушкино!

— По закону я должна удалить вас из зала за нарушение порядка, — невозмутимо отозвалась судья и поправила мантию. На секунду в вырезе мелькнула белая шаль-паутинка из козьего пуха. — Но за вами сохраняется право обжалования.

Она величественно повернулась и исчезла — одним плавным, но быстрым движением.

— Аделина Вальтеровна! — вскочила и поверенная гражданки Мальдред. Руки её двигались цифровым способом: только что так — уже эдак, без промежуточных положений. — Подаём апелляцию! Проект готов, идёмте, подпишем!

Бывший супруг Табашкин уже перехватил дверь, не давая ей захлопнуться за судьёй. Следом поспевал его адвокат Медоедов, щуплый чернявый вислоусый субъект.

— В область, немедленно, зарегистрироваться сегодняшним, — почти напевал он.

«Джили», ведомый Табашкиным, неторопливо взял с места. За ним — медоедовская «Ауди». А за ними рванул «Ниссан» — за рулём сидела Аделина, но рядом проделывала семафорные пассы защитница. В роли штурмана. И если «Джили» с «Ауди» прямолинейно устремились на областное шоссе, то «Ниссан» взял курс на задворки города. В объезд промзоны, по деревням, по стройке дачных и коттеджных посёлков. Эта дорога была хуже, но короче километров на сорок.

— Не отдам, хоть он тресни, хоть он лопни, хоть он в клочья разорвись! — приговаривала мадам Мальдред почти стихами, подпрыгивая на каждом ухабе.

«Джили» влетел на площадь перед облсудом, он же облпрокуратура, он же бывший обком, по самой расцентральной улице, составлявшей продолжение шоссе. Лихо, на жёлтый. «Ниссан» — по переулку, со стороны спальных окраин. Мимо Аделины просвистел бок «Джили», и она несмиренно — подрезать! — вдавила педаль до отказа.

— Ну, тут спасать уже некого, — сказал один гибэдэдэшник другому, когда полицейская машина протолкалась через хаос из гудящих и верещащих железных коробочек, людей и носилок. Посередине этого мешева валялись обломки «Джили», «Ниссана» и то, что осталось от истицы, ответчика и адвокатши.

— А зачем? — спрашивал молодой, но усталый следователь Подшивалов. У всех. У судьи и секретаря райсуда. У Медоедова. У молодой особы, добившейся приёма по собственному почину.

— Вы Подшивалов? Павел Андреевич? Моя фамилия Мальдред. Да, дочь. И да, не сомневаюсь, что следствие заинтересуется фактами, которые.

— Вы хотите сказать, у второго участника столкновения были причины желать её устранения? — светлые брови следователя в сомнении приподнялись. Девушка кивнула.

— Неприязнь? Конфликты?

— Бабой-ягой обзывал. И скажите, пожалуйста, вы уже распорядились обыскать квартиру покойной?

— А почему вас это интересует, — пожал Подшивалов квадратными плечами. — Следствие действует на основании доказанных фактов, а не… Изложите, пожалуйста, письменно.

Приняв от молодой Мальдред убористо исписанный лист бумаги, он сказал:

— Вы свободны, когда будет нужно, вас вызовут.

Заполнил пропуск. Апатично сунул писанину в стол. Каких только психов не водится.

Медоедов рыл быстрее и прямее. Пока гибэдэдэшники и спасатели делали своё дело, он отбил заверенную телеграмму. Табашкину Олегу Платоновичу. Теперь оставалось ждать, пока туча байт вездесущего Инета достигнет адресата, вызреет в среде его мозгов до решения, потом, вновь в Инете, сгустится в авиа или ж/д-билет, по которому, наконец, неспешно в сравнении с электронной мельтешнёй прибудет физическое тело. Считалось, что детей у супругов нет. Общих — таки да, не было. Признавались ли они друг другу в безумствах молодости, адвокат не знал.

Непредусмотренная ходом следствия свидетельница усвистала в неизвестном направлении.

То есть в понятном. Убедившись, что органы правопорядка не интересуются квартирой матери, дочь вернулась на Губернаторскую, шестнадцать, и позвонила у калитки. Открыл консьерж.

— А-а, мадмуазель Элеонора. Говорят, разбились матушка-то… соболезную…

— Дядя Ника! В квартире… у мамы дома… никого нет?

— Никого, мадмуазель.

— А последний был… кто?

— Кто, кто. Матушка ваши. Как отказали законному-то, так всё одна. И что, пустить вас?

Решилась. Кивнула.

Поднялась на лифте,