вполне. Создание военных полевых современных лазаретов, система сортировки раненых, их лечение по уровням, когда и в полевом госпитале, когда с отправкой дальше — это стоит многих жизней. А еще в России умирают дети… Много детей, подданных вашего величества, которые могли бы платить подати. Создание сети больниц, фельдшерских пунктов, учебных заведений… — распылялся я.

— Полно-те, Михаил Михайлович, понятно все это. Миллион вложите своими? Похвально. А куда еще вложите миллион? Всю Россию даже с вашими миллионами не накормить, — резонно сказал император.

Я понимал это, но все мои предприятия — это не про деньги мне лично. Того же миллиона хватит для прокорма и шикарной жизни, мне даже имения для того хватит. Я хочу ускорить промышленную революцию в России, проломиться через заросли невежества и ретроградности, и я буду бороться на этом поле, пусть и осознавая, что полной победы не видать.

— Более я не намерен говорить о серьезных делах. Понимаю, что вы хотели бы обсудить создание Государственного Совета, но мне нужно посоветоваться, пусть бы и с дочерями. Мне кажется, или вы стремитесь ограничить в России роль монарха? — сказал император и сперва веселое выражение лица стало задумчивым и настороженным.

— Всегда и во всем воля ваша, государь, наипервейшая и единственно властная. Но сколько государям на Руси работать? Есть подданные, пусть и они послужат на благо. А будут плохо служить, так замените, — сказал я.

— И вас? — вновь лукавая улыбка посетила лицо государя.

— И меня, — пришлось согласиться мне.

— Ступайте, я знаю, что Безбородко прибыл во дворец, поговорите со своим покровителем, — сказал Павел и отвернулся к окну, показывая, что весь лимит внимания государя на сегодня, я вычерпал.

Ну так и на том спасибо. Павел слово держит и ни одну из пока предложенных реформ не запорол. Правда ни одну еще не подписал, но такие решения с кондачка не принимаются. И я знаю, что государь консультируется. Кстати, с тем же Безбородко, для чего бывший канцлер Российской империи и прибыл на изготовленной на моем заводе инвалидной коляске.

А вот другой консультант Павла, Федор Васильевич Ростопчин, оказавшийся по странному стечению обстоятельств в Петербурге по время известных событий, мог бы несколько подпортить ситуацию. Я разговаривал с бывшим фаворитом Павла и предложил лоббировать Растопчина на пост Председателя Государственного Совета. Если Федор Василевич не дурак, а он лишь однажды проявил недальновидность, когда стал интриговать с императрицей, то и Ростопчин окажется на моей стороне.

— Ну, Михаил, ты как-то даже за несколько дней и вырос, возмужал, — встречал меня Безбородко в одной из комнат Зимнего дворца. — Новые чины преображают человека.

— Я рад видеть вас, ваша светлость, — польстил я, обращаясь к Александру Андреевичу, как к князю.

— Вот что, Миша… — Безбородко задумался, а после решительно продолжил. — Я тебя наследником оставлю. Миллион только отдам племяннику, а то проклянет. Но не тебе сии деньги, дом только мой со львами занять можешь, а деньги употреби на развитие страны и… Малороссии моей столь любимой.

— Ваша светлость, я… — начал было я возмущаться, намереваясь, приличия ради, отказаться от такого подарка судьбы.

— Миша, мы оба знаем, что ты возьмёшь деньги. Оставь пустословия для другого случая, когда о дамах разговаривать станем, мне все равно уже о дамах нельзя думать, так что там можно попусту говорить. А в остальном, я поддерживаю твои начинания. У меня так не получилось, много воевать приходилось при дворе и сил тратить, пробиваясь наверх. Поздно… Вот и болезнь эта. Я живу благодаря тебе, и мне нравится то, куда ты хочешь завести Россию. Но с Англией пора примеряться. На том настаиваю, — выдал речь Безбородко.

— Только еще пару дел, ваша светлость, и они сами прибегут. Нужно отработать покушение, — сказал я.

Глава 8

Глава 8

Лондон

7 марта 1799 года (Интерлюдия)

Уильям Питт-младший смотрел на своего оппонента с полными разочарования глазами. Ранее Генри Аддингтон, будучи главой оппозиционной коалиции против премьер-министра Питта-младшего, проявлял исключительное дружелюбие и шел на переговоры по любым вопросам. Пусть публично два политика и поливали друг друга грязью, без этого было никак нельзя, но кулуарно они всегда имели общий язык и даже схожее решение многих вопросов, даже судьбоносных.

Отношения между двумя ведущими политиками Англии изменились не сразу, не после того, как Великобритания проиграла в Ирландии и до сих пор не выработана стратегия, как возвращать остров, без которого, как оказалось, английская экономика сильно страдает, хотя ранее считалось иначе. Даже не после того, как была, по сути, упущена Россия и начались серьезные проблемы с торговлей. Ведь Англии нужно было восстанавливать флот, первенство Роял Нэви на море стало под вопросом. Лес, пенька — Великобритания зависит от этих поставок, решить проблему которых из Канады не получается, все же французский флот существует и действует.

Сперва Аддингтон отказался от традиционных совместных обедов по воскресеньям. Тогда провалилась авантюра с Данией, и Англия, несмотря на сложную победу, не добилась существенного преимущества в Датских проливах уже потому, что не контролировала их с суши. Теперь Дания оккупирована французами. И это серьезный проигрыш Великобритании.

Когда пришли сведения, что один из двух английских корпусов в Швеции был разбит, а шведский король чуть ли не разрывает отношения с Англией, обвиняя ее в первых военных неудачах, Аддингтон не пришел на приглашение к премьер-министру на прием. К слову, тогда многие поспешили «заболеть» и не явиться. Это уже означало, что оппозиционер хочет показать обществу, насколько не согласен с проигрышами Англии в последние месяцы.

Но как только стало известно, что заговор в России потерпел поражение, а русским удалось еще до завершения расследования что-то накопать по английскому участию в покушении на убийство императора Российской империи, Аддингтон перестал говорить с Питтом-младшим. А сам премьер-министр стал почти что нерукопожатным.

Ну, а когда пришли новости из Петербурга, что там арестованы все английские торговые представительства, которые русские обвиняют в пособничестве заговору, Питту-младшему уже перестали подавать руку даже его близкие соратники, жена и та стала ссылаться на «больную голову» и уходить спать в свою спальню. Безусловно, не было никого в английском парламенте, кто не поступил бы так же, как премьер-министр. Вся эта напускная честность, что нельзя было покушаться на русского императора, а теперь Питт вне общества — это, скорее, наказание премьер-министру за неудачу.

С тем же Аддингтоном обсуждался вопрос