попытки скрыть радость. — Проследишь и потом расскажешь: обманули они меня или нет.

Ребенок серьезно кивнул и попытался грозно посмотреть на моих бойцов. Конечно, единственное, что это вызвало — дружный смех матерых головорезов и обиженную пухлую мордашку бывшего раба.

— Не унывай, малец, — тоже посмеиваясь, произнес я, — Просто они не понимают, что информация — это ключ ко всему. А ты мне эту информацию предоставишь.

Пока Варис пытался не лопнуть от собственной значимости, я кинул еще пару монет Робу.

— Купишь ему кинжал по руке, — уже серьезно сказал я, — А теперь ступайте.

Бойцы начали собираться. Те, кто сидел на камнях или земле, встали, отряхивая штаны от пыли. Новобранцы, столпившись в кучку, ждали старших товарищей. Берик подошел к Джону и начал рассуждать о том, что если они смогут хорошо сторговаться, то денег должно хватить, чтобы сходить в бордель.

— Росс, Магок, — позвал я наемников, собирающихся отправиться вместе с остальными, — Останьтесь.

Они переглянулись и, указав жестом товарищам, чтобы их не ждали, вернулись на свои места.

— Спрашивайте, — сказал я, стоило только нам остаться одним.

— О чем, командир? — сделал непонимающий вид Росс.

Летниец же, в отличие от своего товарища, не стал играть в пантомиму и с интересом уставился на меня. Кажется, не будь он немым, так в миг засыпал бы меня вопросами.

— Не держите меня за идиота, — проговорил я, косо посмотрев на эту черно-белую парочку, — С момента, как мы покинули тот трактир, я постоянно ощущаю на себе ваши взгляды.

Они снова переглянулись. В этот раз на дольше. Значительно дольше.

— Что это было? — наконец прервал молчание Росс и решил уточнить, — Ну тогда, в трактире. Магия?

— Сложно объяснить, — протянул я и задумался.

Как объяснить слепому, какого цвета небо? Вряд-ли они поймут всю глубину термина «гравитация». Да и стоит ли объяснять? Все же это слишком многогранная сила, чтобы ответить им в двух словах.

— Магия? — продолжил я, решив, что этот термин будет самым подходящим, — Пожалуй, можно и так сказать.

Я замолчал, внимательно наблюдая за их реакцией. Магок смотрел на меня в ответ. В его темных глазах читалось еще большее любопытство, чем прежде. Но также были едва заметны проблески восхищения и благоговения. Впрочем, в его реакции не было ничего неожиданного, ведь, насколько мне было известно, культура летнийцев не отрицает магию.

Росс же удивил меня куда больше. Его реакция не сильно отличалась от реакции темнокожего наемника. Разве что к ней прибавилась небольшая толика разумного опасения. Здесь уже мне было впору проявить любопытство. Такая реакция, как минимум, была странной для выходца из Вестероса. Всем известно, как вера в Семерых и Орден мейстеров порицают все магическое.

— Значит, мне не показалось, — довольно произнес здоровяк, — Тогда во время обороны северных врат… это ты замедлил стражу. Я ведь прав, Ират?

Я утвердительно кивнул.

— Воистину, — протянул задумчиво наемник. — Благословение Старых богов, не иначе.

Его предположение было столь смехотворно, столь нелепо, что, не выдержав, я рассмеялся. Громко, истерично, зло. Немногие птицы, свившие свои гнезда неподалёку от пустыря, разлетелись.

— Не похож ты на северянина, — отсмеявшись, произнес я, глядя ему в глаза, — И я тоже не похож. Я валириец! И магия в моей крови с самого рождения. И никакие боги не приложили к этому свои мерзкие ручонки!

Выпалив свою тираду, я начал постепенно успокаиваться. И только после этого заметил, что валун, по которому я в порыве чувств саданул кулаком, пошёл паутинкой мелких трещин, расползающихся от места удара.

— Валириец? — переспросил, тем временем, Росс, — Да по всему Эссосу полно людей с валирийской кровью. Это ведь не делает их валирийцами и, тем более, колдунами.

— Верно, не делает, — спокойно согласился я, стараясь не замечать тот факт, что он усомнился в моем происхождении, — Чтобы иметь шанс стать магом, мало одной жалкой капли крови. Чем чище твоя кровь, тем больше у тебя шансов.

— Но ведь единственные известные чистокровные валирийцы — это Таргариены. Ты хочешь сказать…

— Нет, я не Таргариен, — отрезал я, перебивая тем самым здоровяка, — Хотя не отрицаю возможности, что доля их крови во мне есть. Мать не рассказывала, кто был моим отцом. Говорила лишь, что он был валирийцем, как и она. Так что ты верно подметил, что они единственные известные, но есть и те, о ком забыли…

Лица наемников вытянулись от удивления и непонимания.

— Что вы вообще знаете о Валирии? — задал я риторический вопрос, — О том, сколько домов правило ею? Или, например, что вы знаете о Таргариенах? О том, кто они на самом деле такие?

Я на некоторое время замолчал. Вгляделся в лица бойцов. Вестеросец был задумчив, ища в памяти ответы на мои вопросы. Летниец же, напротив, продолжал с интересом смотреть на меня в ответ, ожидая продолжения рассказа.

В голове промелькнула шальная мысль, что стоит остановиться, прекратить разговор. Незачем им знать историю давно прошедших времен. Незачем им знать и мою историю. Все это излишне, ведь они все равно не поверят. Того требовала частица трезвомыслящего сознания.

Но остановиться я уже не мог. Гнев вновь заклокотал в глубинах моего естества. Всплыли все истории, которые когда-либо рассказывала мама. Вспомнилась… мама. Ее остекленевшие фиалковые глаза, умиротворенная улыбка на мертвенно бледном лице. В горле застрял ком, а подавляемый гнев вспыхнул с новой силой.

Я злился на себя, что не успел вовремя. Злился на убитого мной хозяина борделя. На ублюдка, который и стал причиной смерти матери. Злился на знатные дома Валирии, что предали нас и довели до такого состояния.

— Знаете ли вы, что Таргариены — не более чем предатели? — все продолжал распаляться я чуждым, рычащим, не похожим на мой родной, голосом, — Мятежники. Проклятые мятежники!

Я вновь ударил по валуну, от чего во все стороны полетела мелкая каменная крошка.

— Они даже близко не стояли у вершины власти! — слова произносились сами собой.

Я чувствовал, как бурлит в жилах кровь, подпитываемая моим гневом.

— Мелкий, жалкий род. У них не было ни богатств, ни могущества. Зато посмотрите на них сейчас. У них есть все…

Мои слова сочились ядом, презрением и… горечью.

— Предатели, — тихо прошептал я, окончательно успокаиваясь, выплеснув так старательно сдерживаемый и копившийся гнев.

На пустыре повисла тишина. Слышно было только мое тяжелое дыхание и шорох осыпающегося камня. Медленно приходило осознание, как много лишних слов было сказано. Подняв опущенную голову, я посмотрел на свидетелей моей вспышки. Страха не было. Я не боялся, что меня осудят, потому что это было невозможно. Среди Золотых мечей практически не было тех, кто бы