Недавно был в Москве, давал пресс-конференцию, говорил, кстати, о науке, вернее, об одном документе, выпущенном Российской академией наук. Согласно этой директиве, руководство Академии наук будет теперь контролировать все совместные работы, заявки на международные гранты и публикации российских ученых в иностранной печати. И Сорос очень возмутился: он, дескать, потратил на поддержку российской науки около ста миллионов долларов — и не делал бы этого, если бы предвидел появление подобного циркуляра. Общественное мнение не в его пользу. Среднестатистический обыватель, которому ни копейки не перепало, а таких в стране гораздо больше половины, уверен, что если Сорос уйдет из России, то мы только выиграем.

Цитата из речи лидера движения «Духовное наследие»: «Гуманитарная помощь в любой форме — это степень влияния и на внешнюю политику государства, и на внутреннюю. И когда мы получаем полтора-два миллиарда долларов в виде не экономических кредитов, не программ развития, а в виде гуманитарной помощи, да к тому же еще тот, кто дает деньги, определяет, кому он дает и как перед ним отчитываться, то мне совершенно понятно, что все это не во благо России».

И еще случайно наткнулся на забавную цитатку: «Филантропия — это одно из средств буржуазии маскировать свой паразитизм и свою эксплуататорскую сущность посредством лицемерной, унизительной „помощи бедным“ в целях отвлечения их от классовой борьбы». Советский словарь иностранных слов.

И, наконец, цитата из самого Сороса: «Богатство дало мне возможность делать то, что мне кажется важным, воплощать в жизнь мои мечты о лучшем мироустройстве… Рано или поздно народы и избранные ими правительства должны взять на себя ответственность за создание Открытого общества — не только в России, но и во всем мире. Когда наступит это время, станут понятными мои мотивы и никто не будет спрашивать, почему я оказывал помощь». Вот в этом он весь: денег дам, но не скажу зачем, и чего потом взамен потребую — тоже не скажу… А дальше там адреса российских отделений его фонда.

— Понятно, — кивнул Денис. — Макс, попробуй выяснить, были ли ученые из списка Эренбурга как-то связаны с фондом Сороса. А я наведаюсь в сам фонд.

— Думаешь, они тебе возьмут и признаются? — оскалился Щербак.

— Нет. Но попытаемся спровоцировать их на незапланированные неосторожные действия — во-первых. А во-вторых, продолжаем искать исполнителей.

Снова зазвонил телефон.

— Не иначе девушка Альбина еще что-то вспомнила, — гыгыкнул Агеев, снимая трубку.

Но к аппарату потребовали Дениса, и коллеги, умолкнув, наблюдали, как мрачнеет и вытягивается его лицо, пока он слушает.

Денис положил трубку и растерянно обвел взглядом товарищей.

— Что там? — в один голос поинтересовались Демидыч и Филя.

— Погиб Эренбург.

— Умер? — ошарашенно хлопнул ресницами Филя. — Умер в реанимации?

— Нет, ДТП. Она толком ничего не объяснила. Сказала: погиб. Его перевозили на операцию в другую клинику. Машина «скорой» попала в аварию. Столкнулась с маршрутным такси. Филя, Демидыч, поезжайте посмотрите.

— А кто звонил? — справился Макс.

— Леви. По-моему, она сама в глубочайшем трансе.

Агеев озадаченно поскреб затылок:

— Так мы что, не завязываем с расследованием?

— Наоборот, продолжаем с удвоенной силой.

— Когда все случилось, только что? — справился Демидыч.

— Не знаю, — пожал плечами Денис. — Говорю же, она в трансе, что я, должен был ее пытать? Сами все узнаем.

Агеев и Демидов заторопились на выход.

— Сейчас, кстати, по телику должен быть «Дорожный патруль», или как он там у них называется… — заметил Сева, когда они ушли. — Могут и эту аварию показать.

— Так включай, — буркнул Макс.

Еще пять минут, пока шла реклама, сидели молча. Наконец началась передача, и как раз с нужного ДТП.

— В девять десять, — сообщил репортер, — на пересечении Нагатинской улицы и Варшавского шоссе столкнулись машина «неотложной помощи» и маршрутное такси…

— Когда? — присвистнул Сева. — Три часа назад?!

— Помолчи, — оборвал Щербак, — дай послушать.

На экране появились смятая справа маршрутка и лежащая на боку «скорая». Вокруг суетились с носилками медики, эмчеэсовцы, гаишники. Несколько тел, прикрытых с головой, лежали прямо на асфальте.

— Маршрутное такси с превышением скорости двигалось на зеленый сигнал светофора и столкнулось с выехавшей на перекресток машиной «скорой помощи», — продолжал репортер. — По свидетельству очевидцев, сирена и мигалка в машине «скорой» не работали, а значит, виновником аварии всецело является водитель «скорой», не имевший права преимущественного проезда.

Показали тощего парня в спортивном костюме.

— Я за «скорой» шел, — сказал парень-свидетель, — на желтый начал притормаживать, как положено, а «скорая» как шла, так и продолжала, хотя те, что поперек шли, уже тоже двинулись. Остановиться он даже не пытался, потом уже, когда выскочил на целый корпус на перекресток, пытался вроде выворачивать вправо. Но поворот не включил…

Свидетель исчез из кадра, появился засыпанный битым стеклом асфальт, и репортер заявил, что отсутствие тормозного пути у «скорой» еще раз доказывает вину ее водителя в произошедшей трагедии.

— Да, может, у мужика тормоза отказали! — заступился за водилу Сева.

И репортер, словно отвечая на Севино замечание, заметил:

— Окончательно обстоятельства и причины аварии будут еще устанавливаться. А пока мы можем сообщить о как минимум шести жертвах этого дорожно-транспортного происшествия. И количество их, возможно, увеличится, поскольку еще пятеро госпитализированы в ближайшие больницы в крайне тяжелом состоянии. Об изменении и развитии ситуации смотрите в нашем вечернем выпуске.

— Короче, зря Филя и Демидыч поехали, — вздохнул Щербак. — Ничего они там уже не увидят.

Агеев и Демидыч действительно прибыли на место аварии, когда смотреть уже было не на что. Даже разбитые машины утащили на эвакуаторах, только на асфальте еще хрустели под колесами остатки стекла и кое-где остались темные пятна, — возможно, крови, а возможно, машинного масла.

— В морг поедем? — поинтересовался Демидыч.

— А смысл? — скептически поморщился Филя.

— Тогда я — в больницу. Попробую хоть что-то узнать.

— Конечно, а мне, значит, как всегда, самое «приятное» — с гаишниками общаться…

Не зря говорят: наглость — второе счастье. В российское логово Джорджа Сороса — Институт «Открытое общество» — он проник исключительно благодаря наглости: просто позвонил в приемную президента «Открытого общества» Арины Талантовой, честно сказал, что является частным детективом, и заявил, что желает встретиться по важному и сугубо личному делу.