Обняла Самсонова за плечи, зарылась пальцами в волосы на его затылке и поймала требовательные губы, впиваясь в них своими. Самсонов смачно сжал мою попку, вжимая член в мое лоно сквозь ткань джинсов и тонкую преграду моих трусиков. Я застонала.

Давид отстранился и заглянул в мои глаза, оставляя меня наедине с этой поглощающей тьмой его взгляда.

– Мы сейчас в двадцать шестом участке Полиции Нью-Йорка. Ты же понимаешь это?

Кивнула, потерлась о него и платье соскользнуло на талию, оголяя мою грудь. Соски затвердели и коснулись грубоватой ткани футболки Давида. Он опустил взгляд вниз и застыл, впиваясь голодным взглядом в розовые вершинки.

– Но ты продолжаешь… – сипло выдавил, и я привстала на коленях. Моя грудь оказалась прямо перед лицом Давида и тот поймал сосок губами, языком повторяя его контур.

– Хочешь, чтобы прекратила? – спросила только бы не сойти с ума от этих ласк, которые заставляют спину возбужденно выгибаться.

Давид молчал, продолжал вырисовывать на моей коже срывающие крышу узоры, а я невольно потянулась к его ширинке, но он перехватил мое запястье.

– Кристина… – зарычал на меня, ловя мой помутневший взгляд и вдруг мир перед глазами перевернулся, когда Самсонов ловко подмял меня под себя и навис сверху. Теперь я лежала под ним распластанная его мощной тяжестью и полураздетая. – Я хочу сделать это сам.

Прорычал мне в губы и приподнялся, стягивая с меня трусики. Те упруго скользнули по бедрам и Давид снял их с меня, убирая в карман. А потом коснулся ширинки.

Хотелось попросить его быть нежным, сказать что я безумно его хочу, но я лишь закусила губу, боясь, что любое неверное слово может оттолкнуть его. Поэтому промолчала.

Давид щелкнул пряжкой ремня, звякнул молнией и приспустил джинсы, те скользнули к его коленям, которыми опирался на кровать. Дрожь возбуждения и страха оставила на коже ворох мурашек, и я почувствовала как нетерпение колет кончики пальцев.

Давид опустился на меня сверху, я запустила руку между нашими телами, но Самсонов перехватил мое запястье снова и завел себе за голову.

– Ты спешишь и можешь себе навредить…

Ощутила как чувствительной точки коснулась его налитая головка. Он настойчиво скользнул членом вдоль клитора, размазывая влагу и слегка надавил. Я от нетерпения поерзала, но Самсонов отвел бедра.

– Хочешь, чтобы жестко порвал? – зарычал мне в рот, и вместо ответа я подалась к нему и до боли закусила его нижнюю губу, и он сорвался.

Грубо двинул бедрами, разрывая меня одним толчком. Острая боль пронзила лоно, и я вскрикнула, впиваясь ногтями в широкие плечи Давида. Все тело напряглось, и я не могла пошевелиться под ним, лишь глаза открыла, а Самсонов бережно коснулся моей скулы губами и отстранился.

– Такая тугая, – выдохнул шепотом, и я утонула в темном омуте его глаз. Тьма напитывала меня своей силой, запускала по венам жидкий огонь и творила с разумом невообразимое. Вместо того чтобы отстраниться я напрягла мышцы, обхватывая член Давида сильнее. Он застонал в голос. – Доиграешься, и я кончу в тебя.

Огрызнулся, а я поняла, что не боюсь его угроз. Они вызывают во мне волну жара, ударяющую по нервам, и дикое желание поддаться и спровоцировать его на этот шаг. Но это полное безрассудство!

– Но ты же знаешь, какие могут быть последствия… – произнесла тихо. Млея от тяжести его тела и твердости его члена во мне. Он занимал собой всё, растягивал, впечатывался каждой венкой, наполнял до легкой саднящей боли от его размера. Но эта боль была сладкой и такой нужной что я сама начала двигаться под ним.

– Знаю… – толкнулся и заглянул в мои глаза. И мне показалось что на краткий миг мир растворился, и в нем не осталось ничего, кроме наших взглядов, которые обращены в самую душу, в самые дальние ее уголки. И невозможно скрывать то, что глубоко внутри, потому что Давиду хочется отдать всё, вплоть до самых потаённых мыслей и чувств. И только сейчас я поняла, насколько они глубоки и как крепко я увязла в них. И в нем. И это не пугает, а хочется ещё… – Боишься?

Спросил хрипло, а я помотала головой, понимая, что дрожу от наслаждения и нетерпения. Что-то очень нужное и необходимое именно сейчас пронизывает нутро, и кажется, что еще секунда и это ощущение эйфории наполнит до краев.

– Умница, – Самсонов не отрывал от меня взгляда и поощрял поймать момент и отдаться ему. Он чувствовал то же что и я, но не хотел опережать. – Никогда меня не бойся, потому что я не причиню тебе боли… – повел уголком губ, намекая на то, что происходит сейчас. – Больше не причиню.

Толкнулся нежно, и мои глаза сами собой прикрылись, а с губ сорвался шумный выдох-стон. Давид заглушил его своим ртом и утробно зарычал, когда и его тело наполнилось негой и дрожь ударила по венам, ощущаясь сильнее в том месте, где были соединены наши тела.

Жар нашего дыхания, шум бьющихся в унисон сердец – все смешалось, оргазм медленно отступал, но мне не хотелось возвращаться в реальность и не хотелось думать.

Но легкий поцелуй, который последовал за глубоким, завершающим эту порочную ночь заставил вынырнуть из сладкого забытия и открыть глаза.

Самсонов хмурился.

– Какого хрена мы творим? – он первый поддался голосу разума и меня как льдом обдал. Расхотелось нежиться в его объятиях, даже смотреть на него не могла, поэтому опустила глаза. Давид поднялся, протянул мне белый носовой платок, который у него откуда-то был, и я начала приводить себя в порядок, неловкими руками надевая платье.

Расправила одежду, надела трусики, подошла к раковине и открутила кран с облегчением понимая, что вода есть. Самсонов деликатно отвернулся и смотрел куда-то сквозь пространство в сторону решетчатой двери, за которой виднелся пустой коридор.

А я старалась подавить ком в горле, который мешал дышать и успокаивала себя мысленно, но выходило хреново. Разве о таком завершении первого раза мечтает девушка? Разве так представляет себе первую ночь любви? Разве в ее грезах любовник скупо отворачивается, будто жалеет о содеянном, как только соитие заканчивается?

Не такого я хотела. Не о таком мечтала. И уж точно представить не могла что мой первый раз произойдет в тюрьме с мужчиной, чья сомнительная репутация идет вперед него. Дура ты, Кристина. Совсем головой не думаешь…

Из коридора послышались голоса, и Самсонов повернулся ко мне и убедившись, что я закончила приводить себя в порядок снова повернулся к решетке.

– На выход. За вас внесли залог, – тот самый дежурный, который дремал на своем месте звякнул ключом, и дверь камеры со скрипом отворилась. Самсонов кивнул в коридор, и я как ошпаренная вылетела из обезьянника, будто бы за мной все черти ада гнались. Хотя гнались вовсе не черти, а один единственный человек, который заменял их всех одним своим присутствием.

Так как вещей у нас с собой не было и даже не было никаких мелочей, который обычно сдают на хранение мы довольно быстро вышли из полицейского управления.