Мир, уничтоженный войной.

Айла всей душой стремилась возродить его, но попытки сделать хотя бы малость разбивались о стену неодолимых обстоятельств. «Эдем» слишком сильно пострадал, девяносто процентов подсистем станции не работало, большинство отсеков разгерметизировано, в лабораториях царит вакуум, оранжереи, предназначенные для моделирования экосистем, разрушены.

Она три месяца провела на борту полуразрушенной станции, почти потеряв надежду, что сумеет разобраться в управлении, восстановить хотя бы минимум подсистем.

Боевая станция не желала подчиняться ее приказам, и мечта постепенно тускнела, обернувшись одиночеством, борьбой за выживание, маленькими победами и масштабными разочарованиями, пока внезапно, без предупреждения, на «Эдем» не вернулся человек, на чью помощь Айла даже и не надеялась.

* * *

Глеб сидел в управляющем кресле главного поста.

От основания вращающегося ложемента к его височному импланту тянулся глянцевитый кабель прямого нейросенсорного соединения.

Огни на расположенном поблизости терминале постоянно меняли сложные узоры индикации, голографические изображения различных узлов станции возникали и исчезали с немыслимой для обычного восприятия скоростью, на части информационных экранов нескончаемым потоком бежали строки машинных кодов, в воздухе перед креслом то и дело появлялись дополнительные оперативные окна системы, с которой работал Дымов.

Айла, затаив дыхание, наблюдала за результатами его действий.

По ее мнению, Глеб творил настоящие чудеса. Неожиданно вернувшись на станцию, он за пару дней сделал во сто крат больше, чем целая бригада технических специалистов, присланных ее отцом – Генрихом Вайбером. Техники с Эрлизы работали тут целый месяц, но добились немного: восстановили энергоснабжение некоторых отсеков, наладили жизнеобеспечение одного лабораторного модуля и покинули станцию, категорично заявив, что восстановить «Эдем» невозможно.

Глеб наглядно доказал, что это не так, но его способность общаться с машинами, входя в прямое соединение с ядром кибернетической системы, одновременно манипулируя тысячами программных модулей на уровне мысленной связи, пугала ее.

Дымов оставался таким же сумрачным, загадочным, немногословным, как и на Роуге. Иногда Айле казалось, что он смотрит сквозь нее, не замечая, думая о чем-то своем, мысленно пребывая в ином мире, недоступном для понимания девушки, она понятия не имела, как ему удалось оживить подсистемы станции, откуда взялись десятки сервомеханизмов, безропотно приступивших к восстановительным работам?

Вот и сейчас, взглянув на обособленную секцию экранов, где отображалась структура «Эдема», Айла невольно вздрогнула: один из «лепестков» первого яруса оранжерей внезапно подсветился пронзительным ультрафиолетом, внутри загерметизированного сервами модуля из-под тонкого почвенного слоя ударили мутные гейзеры, миндалевидный сегмент наполнился атмосферой, через минуту воздух стал прозрачным, а от поверхности промерзшей почвы вдруг начал подниматься пар…

На этом процесс не завершился. По поверхности сегмента шустро перемещались неутомимые технические сервомеханизмы, продолжая восстановительные работы. Прямо на глазах Айлы пришли в движение светофильтры, и пронзительное сияние сменило оттенок, став изумрудно-зеленым, затем желтоватым, а еще через минуту – багряным.

Из общего тона контрольных сигналов внезапно выделилась длинная предупреждающая трель.

Она машинально перевела взгляд на экраны внешнего обзора.

В верхних слоях атмосферы Дарвина неожиданно появились два десятка грузовых аэрокосмических модулей. Они вынырнули из-под клубящегося покрывала облачности и начали сближаться со станцией, вытянувшись в длинную цепочку.

Глеб открыл глаза.

Не замечая присутствия Айлы, он усталым движением отсоединил шунт прямого нейросенсорного контакта, вынув его наконечник из гнезда импланта. Некоторое время Дымов продолжал сидеть не шевелясь, глядя в одну точку, затем тряхнул головой, встал с кресла и только теперь заметил девушку.

– Давно наблюдаешь?

– Извини. Я не хотела мешать. – Айла подошла к нему, остановилась рядом, ей вдруг захотелось прикоснуться ладонью к щеке Глеба, смахнуть выражение землисто-серой, усталой сосредоточенности с его лица, но, смутившись, она не решилась.

– Это похоже на чудо, – тихо произнесла она. – Ты устал, я вижу. Пойдем, я приготовлю поесть, тебе ведь нужно когда-то отдыхать, верно?

Глеб ничего не ответил.

Айла была бы удивлена, сумей она сейчас прочесть мысли Дымова.

Он видел в ней полную наивных надежд девчонку, не приспособленную к выживанию среди множества смертельных опасностей послевоенной Периферии. Их жизненный опыт разнился так сильно, словно Айла и Глеб являлись представителями абсолютно чуждых друг другу цивилизаций. Она выросла вне войны, ее мировоззрение сформировалось на Элио – одной из красивейших планет Центральных Миров, где цивилизация давно восстановила разрушенное и развивалась, без страха глядя в завтрашний день, Глеб же мыслил абсолютно иначе, десять лет кромешного ада войны, пучины прямого нейросенсорного контакта с боевыми искусственными интеллектами серв-машин деформировали рассудок, он как будто застрял в иной реальности, где все еще продолжалась война, и действовал и мыслил соответственно.

– Нет никаких чудес. – Крохотная искорка индикации затрепетала на его виске, пробиваясь сквозь проседь коротко остриженных волос, и из открывшейся в полу ниши внезапно поднялся небольшой столик, два кресла, тихо прошелестела одна из декоративных стеновых панелей, открывая технический бокс, в котором стоял… андроид.

Айла даже не подозревала, что в помещении главного поста есть подобные системы, она на секунду растерялась, но Глеб невозмутимо сел в одно из кресел и, заметив, что озадачил юную хозяйку «Эдема», завершил начатую мысль:

– Это не чудо, Айла. Обыкновенный технический регламент. – Он повернул голову и вслух отдал приказ человекоподобной машине: – Ужин. На две персоны.

Айла присела в кресло напротив.

– Глеб, техники, которых присылал отец, сказали, что «Эдем» невозможно восстановить.

Он лишь усмехнулся в ответ:

– Ты хотела от них слишком многого. Практически чуда.

– Передразниваешь?

– Скорее защищаю их. Они неплохие специалисты, если сумели восстановить жизнеобеспечение и запустить силовую установку. Но и ты пойми – «Эдем» боевая станция. Она надежно защищена от несанкционированного доступа. В конце войны ее разрушили, и все уцелевшие подсистемы перешли в режим глубокой консервации.

– А ты за сутки разбудил их?

– Только некоторые, наиболее важные, – признался Глеб. – Я оптимизировал питание уцелевших отсеков, реактивировал ядро кибернетической системы, кое-что изменил в протоколах безопасности, запустил процесс самодиагностики, распечатал технические отсеки и поставил автономным механизмам конкретные задачи.