еще придерживались традиционных взглядов на искусство, и экспериментальные работы молодых дарований их мало интересовали. В то время пока еще консерватизм, причем, вполне естественный, определял предпочтения приобретателей. Традиции были достаточно крепки, а переломить инерцию, как это часто бывает, довольно трудно.

Конечно, не стоит думать, о каких-то злонамеренных действиях против импрессионистов. Просто они принесли в мир с устоявшими традициями новые идеи, которые сформировались, в частности, и в дискуссиях, происходивших в кафе «Гербуа» на улице Батиньоль в 1863 году. Этих художников тогда называли «бандой Мане», именно они стали раскачивать устои классической живописи, что в итоге вылилось в появление Салона отверженных. В нем художники представили свои почти три тысячи работ, которые были отвергнуты официальным Салоном. Скандал не прошел мимо Наполеона III, который, считая себя покровителем искусств, принял решение создать параллельный Салон и дать возможность выставиться другим художникам. Конфликт возник еще и потому, что часть отвергнутых работ были работами самих членов жюри. Поэтому скандал получил такой широкий резонанс в парижском обществе.

Кстати, именно на Салоне отверженных впервые по-настоящему громко прозвучало имя Эдуарда Мане, который на тот момент был «сотрясателем» устоев и лидером сообщества «бунтарей», собиравшихся в кафе «Гербуа». Вокруг Мане сплотились все художники, поскольку он первым заявил о своем независимом, нетрадиционном отношении к живописи, представив в 1863 году на обозрение шокированной публике такие работы, как «Завтрак на траве», и в 1866 г. – «Олимпию». Но, будучи неформальным лидером, он себя не считал импрессионистом. И несмотря на то, что Мане был, в известном смысле, новатором, он все равно считал себя приверженцем традиционной школы, и поэтому стремился выставляться в Салоне.

В предыдущих главах уже рассказывалось, что означало выставиться в Салоне. Но вкратце повторим еще раз. Выставиться в Салоне – это значит иметь шансы на продажу картин и получение средств к существованию. Также это являлось фактом признания или непризнания, поэтому все художники стремились участвовать в Салоне. Когда же появился Салон отверженных, то он стал той отдушиной, которая позволила живописцам выйти за рамки принятых норм и традиций. Решение об участии в Салоне принималось каждым художником независимо от Академии. В то время как Академия – ареопаг избранных «художников-небожителей», отмеченных наградами, которые определяли статус и обеспечивали высокое положение в обществе, – формулировала общие требования – от нее зависело, будут ли представлены картины на Салоне или нет. От академиков же зависело, в каком месте будет висеть работа. Однако факт присутствия работы в Салоне не давал гарантии, что ее заметят. Выставки проводились во Дворце промышленности с высокими потолками. Картину могли повесить в каких-то отдаленных залах, где картину и не увидят, а еще могли расположить где-нибудь под потолком, что не позволяло вообще рассмотреть ее и познакомиться с ней понастоящему. Были и другие многочисленные уловки, которые, даже при участии в Салоне, не давали возможности быть признанным, замеченным, а тем более надеяться на то, что картина будет продана. Вот такие непростые обстоятельства сложились к тому моменту.

И как раз в этих первых выставках в 1866 году Сислей принимал участие, но успеха не имел. Может быть, потому что характер его работ носил печать его первых пристрастий к Коро и Курбе? К сожалению, его ранние работы не сохранились. Когда началась война с Пруссией и прусские войска стали подходить к Парижу, он вынужден был уехать из города, побросав все свои картины, поэтому значительная часть работ того периода, к сожалению, была утрачена.

А. Сислей. Аллея. 1856. Кунстхалле. Бремен

Где портрет жены художника?

Перед вами работа «Аллея», созданная в то время, когда художник еще находился под влиянием Коро. Мы видим приглушенную, мягкую гамму в коричневых тонах, которая носит отпечаток ранних традиций классической живописи, когда все создавалось в мастерской с соответствующим освещением. Здесь нет таких ярких оттенков, которые мы наблюдаем уже в последующих его работах. Мы можем судить о первых шагах мастера и оценить, насколько значительным был творческий рост его относительно тех немногих сохранившихся картин, связанных с ранними этапами его творчества. Но вместе с тем можно уже наблюдать характерную манеру, которая окончательно оформится в его последующих работах.

Дружба с Ренуаром, Базилем и Клодом Моне не могла не оказать влияния на Сислея. Так же, как не могли не повлиять открытия ученых, которые поняли, как цвет разлагается на составные части, что повлияло на яркость художественной палитры, в ней стали преобладать чистые, открытые цвета. Часто мастера просто выдавливали нужный цвет из тюбика на холст, не смешивая на палитре с другим цветом. Более того, ученые выяснили, что соседство двух дополнительных цветов делает краски еще более сочными. В итоге повысилась цветоносность полотен – они стали насыщены светом и цветом! Все перечисленное создало предпосылки для своеобразного в развитии живописи, что предопределило появление модернистских течений. В этом смысле импрессионизм, отвергая предшествующие традиции, закладывал совершенно новые подходы, революционизируя само изобразительное искусство.

В личной жизни Сислея тоже ждали перемены. В 1862 году он познакомился со своей будущей женой, француженкой Мари Лекуэзек. Выбор сына отец не одобрил. В итоге Альфред лишился не только родительского благословления, но и финансирования, хотя до этого он, как уже говорилось, ни в чем не нуждался. Более того, было ли это результатом проклятья родителя или так звезды сошлись, но с Мари Альфреду пришлось жить почти всю жизнь гражданским браком. Дело в том, что, несмотря на появление двоих детей – мальчика Поля и дочери Жанны, он не мог заключить брак во Франции, поскольку не был гражданином этой страны. И только в 1897 году он, наконец, выбрался в Англию, чтобы там официально зарегистрировать отношения. Но вот несчастье – через год сначала его жена ушла из жизни, а еще через год – в 1899 году – не стало и его самого. В официальном браке он прожил всего два года.

Удивительно, что в отличие от других импрессионистов, которые оставили портреты своих жен, Сислей не оставил ни одного изображения своей супруги – возможно, это объяснялось его скрытностью. Ведь, по свидетельствам биографов, Мари была предана ему всю их совместную жизнь, а в самые тяжелые моменты всегда подбадривала его, убеждая, что все наладится, что он всегда должен идти вперед, вне зависимости от обстоятельств.

Тут мы возвращаемся к мысли о том, что Сислей мог выбрать другую судьбу, переориентироваться, как это бывает иногда в жизни у многих людей, в поисках лучшей доли. Но мастер не изменил своему призванию, и несмотря на трудности,