отвергать их, потому что так гораздо комфортнее ощущать себя. Поэтому вполне естественно, что импрессионизм встретил отторжение. Спокойно к нему стали относиться только спустя несколько лет. Сначала единицы приняли новое течение, а потом и более широкие круги ценителей живописи. Кроме того, включился эффект подражания, когда вслед за одним коллекционером начинают скупать картины импрессионистов другие – а вдруг эта «мазня» действительно чего-то стоит? Вот таким сложным путем развивался импрессионизм.

Первым, кто почувствовал запах больших денег от приобретения полотен «банды Мане», был известный арт-дилер Поль Дюран-Рюэль, ставший ангелом-хранителем импрессионистов. Он раньше других почувствовал, что они достойны внимания. И стал вкладываться в их работы на свой страх и риск. Поначалу ничто не предвещало, что новое искусство будет приносить прибыль. Но чутье подсказывало успешному дельцу, что новое направление перспективно. Поэтому Дюран-Рюэль вкладывался в молодых художников и раскручивал их. Например, для Ренуара и Моне устроил выставки в Нью-Йорке, что позволило им получить известность и возможность дорого продавать свои работы и уже не беспокоиться о своем материальном благополучии.

Как быть понятым, оцененным и коммерчески успешным?

К сожалению, Сислей не был должным образом оценен современниками и продолжал жить в стесненных условиях. Однако Дюран-Рюэль помогал бедному живописцу, ежемесячно выплачивая ему по 50 франков, чтобы потом в качестве оплаты брать какие-то его работы. А, может, просто по-человечески оказывал поддержку. Помогало Сиселю и сообщество художников. Например, состоятельный художник-импрессионист Кайботт покупал картины своих собратьев. Его коллекция картин Сислея оказалась столь внушительной, что он завещал ее французскому государству.

К сожалению, даже активное участие в выставках не облегчало финансовое положение Сислея. Если кто-то и покупал его работы, то за небольшие суммы в 50–100 франков. Тогда как цены на полотна Ренуара, Моне, Дега были на порядок выше. А на большой выставке, которая состоялась в 1898 году в галерее Жоржа Пети, где было выставлено его 50 работ, ни одна из них не была продана. Но что интересно: едва художник ушел из жизни, то буквально через некоторое время одна из его работ была приобретена Исааком де Камондо за 43 000 франков – сумму, которая превысила все количество денег, полученное им за предыдущие картины. Как же несправедлива была судьба! Точно так же, кстати, случилось и с Модильяни: буквально на следующий день после его смерти его работы резко поднялись в цене.

Но не только Сислей страдал от нищеты. Впроголодь жили и Моне, и Ренуар, и Писсарро… Но они отдавали себе отчет в том, что их положение связано с заявлением о своем праве по-иному видеть мир, природу, по-новому передавать свои впечатления в картинах. Не случайно их назвали «впечатлистами». Думаю, в каких-то главах упоминались истоки – картина Клода Моне «Impression. Soleil levant». Это «впечатление». И они все были подвижниками в первый период творчества, за небольшим исключением. Например, Фредерик Базиль, Клод Моне, Дега, будучи из состоятельных семей, не испытывали финансовых проблем и творили из любви к искусству. А у малоимущих Ренуара и Писсарро выбора не было – они должны были писать и писать, без надежды на то, что их работы будут по достоинству оценены. Надо отдать им должное: они не предали искусство и работали без надежды быть понятыми современниками и коммерчески успешными.

Сислей до конца своих дней был подвижником. Надо отдать должное стойкости его духа: когда его жена тяжело заболела, он бросил живопись и ухаживал за ней. За неделю до своей смерти он встретился с Клодом Моне и попросить взять на себя заботу о своих детях. И Клод Моне сделал все, что было в его силах. Он устроил большую выставку в галерее Пети, где выставлялись почти все импрессионисты, в том числе и работы Сислея. Картин продали на 147 000 франков, и вся вырученная сумма была передана семье Сислея на воспитание детей. Клод Моне сдержал слово, данное другу. Сислей верил в общность импрессионистов и безошибочно понял, что Моне не бросит его детей на произвол судьбы.

«Городок Вильнёв-ла-Гаренн» – картина-созерцание, картина-мечтание

Теперь рассмотрим эти потрясающие работы. Одна из его лучших ранних работ «Городок Вильнёв-ла-Гаренн» была куплена Петром Щукиным и продана позже брату Сергею. Может, лучше написать – оказалась в коллекции, благодаря чему оказалась в Эрмитаже. Сислей ее написал в 1872 году. И уже здесь проявляется его удивительное чувство света и ощущение атмосферы. Изображение провинциального городка художник поместил на второй план, как бы заключил его в раму из двух деревьев. Таким образом создал контраст между затемненным первым планом и открывающимся вторым, ярко освещенным планом, который врывается в это пространство как в своеобразный кадр, отчего возникает довольно неожиданное впечатление.

А. Сислей. Городок Вильнёв-ла-Гаренн. 1872. Государственный Эрмитаж. Санкт-Петербург

Художник не прорабатывает детали, но добивается такого правдоподобия, что буквально чувствуется аромат летнего вечера и возникает эффект присутствия, чему способствует выразительная светотеневая моделировка. Он сумел воспроизвести в картине тягучее томительное ощущение, которое порой возникает во время прогулки: когда, неожиданно остановившись, мы мечтательно созерцаем какой-то участок пространства, внезапно нам открывшийся. Обратите внимание на облачное небо, освещенное ярким солнцем, дома, тропинки к реке, мерцание пятен, рефлекс солнечных пятен, пробивающийся сквозь кроны деревьев, на берегу. Можно в полной мере насладиться романтическим ощущением! Хотя все написано обобщенно, буквально пятнами. Мы видим мазки, видим холст, на который они нанесены художником, но нас охватывает полная иллюзия присутствия в этой картине. Нас буквально обдает волной теплого воздуха. Нас посещает чувство гармонии и умиротворения – и все это благодаря созерцанию пейзажа Сислея.

Вообще, наша жизнь есть совокупность такого рода состояний, которые придают особый вкус нашему бытию на фоне всей остальной жизни, заполненной суетой, надоевшим бытом, неприятными обязательствами. Когда же вдруг замедляем свой привычный бег жизни и останавливаемся в Вильнёв-ла-Гаренн или любом другом городке, переживаем именно то удивительное томление, подобное тому, которое возникает при созерцании этой картины. Не зря употребляется именно это слово – томление, оно не содержит в себе бурных переживаний, в нем можно различить едва уловимый запах земли, воды, свежести и даже своеобразного запаха тины, характерного для близости реки. Все вместе создает неповторимое очарование, своеобразный букет ощущений. Не случайно это полотно считается одним из самых значительных в его творчестве. Оно требует не только созерцания и мечтательности, но и побуждает нас погрузиться в воспоминания, – вероятно, каждому из нас встречались в жизни небольшие селения, подобно этой деревеньке на Сене, а может, и в какой-то российской глубинке…

Внезапное, случайное, мимолетное, но такое глубокое,