– А на Неронии?

– Нерония… – Флакк нахмурился. – Нерония – типичный космополит. Там царит дух гедонизма. Быть может, чтобы позлить наших республиканцев, они назвали свою планету «Нерония». Но поверь, название – единственное, что связывает их с Нероном.

– Я… то есть мой отец… он бывал когда-то на Неронии, – сказал Марк.

– Тебе уже снился сон об этом?

– Нет… Пока нет. Но я знаю. – Марк жевал какую-то серую галету и не чувствовал вкуса. Ему вдруг невыносимо захотелось маисоли со специями, жаренной на огне.

– Можно вспоминать и наяву. Если сосредоточиться. Но тут нужен определенный навык. И потом – наяву нет таких ярких видений, как во сне, – объяснял тем временем Флакк.

– Скажу честно: я совсем не гонюсь за остротой ощущений.

– Итак, как ты понял, род Валериев Корвинов всегда занимался расследованием особо важных дел… Все тайны Лация сосредоточены вот здесь. – Флакк коснулся лба Марка. – Вскоре ты вспомнишь немало такого, от чего у тебя волосы встанут дыбом. Ты будешь знать все или почти все о громких преступлениях Лация.

– И я буду заниматься… расследованиями?

– Именно. Но преступлениями в высших сферах, а не обычными бытовыми убийствами.

Марк отложил недоеденную галету. Аппетит пропал. Начисто.

– Извини, но это какой-то бред… Ты увозишь меня с планеты и говоришь, что я суперсыщик. Привозишь на линкор. Здесь на меня накидывается спятивший от злости наварх…

– Почему «спятивший от злости»? Он всего лишь хотел знать, что известно тебе о его деле.

«Ему ничего не угрожало…» – чуть не ляпнул Марк. Но вовремя прикусил язык. О находках отца на Психее и о том, что следователь эти находки до времени скрыл, похоже, не знал никто. Наварх как-то пронюхал, правда…

Ма фуа! Да тут немудрено запутаться во всех этих диких интригах.

Марк затряс головой:

– Пойми: я ничего не умею.

Он готов был разрыдаться. Как никогда прежде ощутил свою беспомощность.

– Я – никто! – выкрикнул он, вскакивая.

Трибун отрицательно покачал головой:

– Ты – Марк Валерий Корвин. И этим все сказано.

Марк упал в кресло.

– Отпусти меня… – попросил жалобно.

– Не могу. Только ты способен узнать, что случилось с моей сестрой на Психее.

– Но… этого дела мой отец не расследовал.

– Нет. Сестра погибла два года назад. Со смерти твоего отца прошло семнадцать с половиной лет.

– А если я откажусь? – с вызовом крикнул Марк.

– Ты не можешь отказаться, – сухо отвечал Флакк. – Это ноша патриция. От нее никто не отказывается.

– Я сбегу. – Нелепый жест отчаяния.

– Не получится.

– А если кто-то еще, как наварх Корнелий, захочет узнать, что мне известно, какие тайны хранит мой мозг? Или меня просто-напросто захотят прикончить – что тогда?

– Я буду тебя охранять. И не я один. Такое не повторится.

– Кстати, а что наварх Корнелий, как он поживает?

– Он под арестом. Пока здесь, на «Сципионе». О его выходке известно на Лации. Все наши порталы галанета только об этом и твердят. Сенаторы в ярости. Разумеется, у многих это показная ярость, но для нас сойдет и такая. Патриция может судить только сенат. Никто, разумеется, не посмеет безмерно унизить род Корнелиев, тем более что теперь у сенатора Корвина появился наследник. Равновесие прежде всего – вот девиз сената. Но твои тайны теперь Корнелиям недоступны, клянусь звездой Фидес и всеми ее планетами.

– А ты сам? Разве тебе не хочется узнать какую-нибудь мою тайну?

Если Марк рассчитывал уязвить трибуна, то он ошибся.

– Нисколько.

– Ты не хочешь узнать, чем именно интересовался наварх Корнелий?

– Нет.

– Так я скажу тебе без всякой просьбы. Его интересовало, что узнал мой отец о судьбе уничтоженной колонии на планете Психея. Вот! – выдохнул Марк.

Он вдруг почувствовал громадное облегчение, выпалив эти слова в лицо Флакку. Ну, как? Нравится обладать тайной?

– Никогда… – сказал очень тихим ровным голосом Флакк, – Никогда, – повторил совершенно бесстрастно, – не делись своими тайнами с другими. Это может оказаться смертельно опасным, Марк.

Юноша отвернулся. Он испытывал и странное торжество, и стыд одновременно. Неужели он не способен взвалить на плечи ношу патриция? Или это жалкий раб взбунтовался и кричал?

– Скажи, как это происходит? Я помню то, что было не со мной. С моим дедом или отцом. Или прадедом… До конца, кто есть кто, я не разобрался, потому что кажется, что везде только я…

Флакк посмотрел на экран. Пейзажи сменились реальной картинкой. С Лация стартовал военный катер, теперь он приближался к линкору. Интересно, кто решил пожаловать на борт?

– Никто не знает механизма, – объяснил Флакк. – Если потомок патриция рождается на Лации, он всегда обладает генетической памятью. Это наш дар и наше проклятие. Человек приходит в этот мир, помня, что до его рождения сотворили отец или дед. Разумеется, передается та память, которой патриций обладал до зачатия своего потомка. Чтобы скрыть нежелательную информацию, случается, что отцы отправляют своих жен рожать детей на другие планеты. Если известно, что родится девочка, ее зачастую стараются лишить генетической памяти, чтобы она могла выйти замуж за любого из патрициев. Утративший память ребенок лишается патрицианского звания, и ноши патрициев – тоже. Патриции роднятся друг с другом, но сберегают свои тайны.

– Значит, чтобы обладать генетической памятью, надо быть патрицием и родиться на Лации? – переспросил Марк.

– И быть зачатым на Лации.

– А я… я тоже родился на Лации?

– Я же говорил… Да, ты родился на Лации, но почти сразу же был увезен на Вер-ри-а. Сенатор Корвин опасался за твою жизнь. У тебя были няньки, телохранители, охрана… Помнишь?

– Да, помню… большой дом. Но я все время был с мамой. Остальные люди от меня как бы прятались… Странно… – Марк улыбнулся. Теперь и свою прежнюю жизнь он вспоминал куда четче, чем в те дни, когда носил ошейник.

– Увы, все расчеты рухнули. Началась война, Вер-ри-а захватили войска Империи, и ты был увезен на Колесницу вместе с другими пленными.

– Разве ошейник раба не уничтожает генетическую память?

– Только если его надеть сразу после рождения. В этом случае так и происходит. Раньше по закону Лация любой незаконнорожденный ребенок патриция имел право появиться на свет только за пределами Лация, и сразу же после рождения его делали рабом. В твоем случае память только угасла на время.

– Но у вас же на Лации нет рабства! – Марка вдруг привела в ярость манера Флакка обо всем говорить отстраненно. Не поймешь, одобряет он то, о чем рассказывает, приветствует или относится индифферентно.