Едва они заснули, раздался стук в дверь. Селестэн, вышедший узнать, в чем дело, быстро вернулся.

– Мадам Сюзанна, – пробасил он, – к вам Бельвинь пришел.

– Бельвинь?

Я не имела удовольствия видеть мельника уже больше полугода, и его приход насторожил меня. Я вышла за дверь. Мельник ждал меня, нетерпеливо переступая с ноги на ногу.

– Слышали вести из деревни, ваше сиятельство? – сказал он не здороваясь. – В Сент-Уане синий отряд, человек триста. Они перебили всех шуанов в Гравеле, а ле Муан час назад был расстрелян на деревенской площади, на глазах у всех.

У меня мороз пробежал по коже. Если ле Муан, вожак гравельских шуанов, расстрелян, значит, нам всем придется жить по республиканским порядкам?

– А что, его уже успели судить и приговорить?

– Ну так ведь это у них недолго, ваше сиятельство.

Я взглянула на Бельвиня, и внезапная неприятная мысль промелькнула у меня в голове. Я возвратила себе землю только благодаря влиянию ле Муана в здешних краях, да еще потому, что его угроз все боялись. Но если ле Муан расстрелян, а шуаны перебиты, в силу вступит республиканский закон, по которому Бельвинь является законным покупателем и собственником моих земель, проданных с торгов как национальное имущество.

Я ничего не успела сказать, потому что мельник заговорил снова:

– Деревня вся разграблена, ваше сиятельство, две фермы сожжены, пять человек арестовано. Синие намереваются уйти в Лориан только к утру, так что лучше спрячьте подальше все свое добро! Не пройдет и получаса, как они до вас доберутся. Этого никому не миновать.

– Неужели они осмелятся тронуть нас? Ведь здесь маленькие дети!

– Лучше отправьте их в лес, не то…

Он вдруг бесцеремонно схватил меня за руку, потащил к дороге.

– Глядите-ка, ваше сиятельство! Я вас предупредил.

Я успела подумать, что Бельвинь, вероятно, просто хочет чтобы я с испугу бросила все, забрала детей и навсегда исчезла из здешних краев. Именно потому он нас предупредил. Но эти мысли лишь мгновенным вихрем пронеслись у меня в голове.

Я увидела зарево. Мы стояли на возвышенности, а в долине, вниз по течению реки, где обычно темнота была гуще всего, теперь было светло, как днем. Пылала объятая пламенем мельница. Не мельница Бельвиня, а моя! И я вдруг с диким ужасом осознала, что сейчас, в эту минуту, в огне гибнет не только она, по и весь мой урожай пшеницы, драгоценные зерна, обмолоченные и свезенные для перемолки… Весь урожай! А вместе с ним надежды и тяжелый труд восьми месяцев.

– Это синие! – прошептала я пересохшими губами. – Это они подожгли!

Бельвиня рядом уже не было. Я бросилась к дому, на пороге которого уже стояла встревоженная Маргарита.

– Скорее! – крикнула я на ходу. – Бери на руки девочек, буди Аврору! Ты уведешь детей в лес. Ну, чего стоишь? Быстрее!

Мне стоило большого труда криками добудиться Жанно и Шарло, которые спали наверху. Туда я не могла подняться, ибо поспешно одевала близняшек. Маргарита взяла их на руки. Я быстро выпроводила детей до двери.

– Ступайте! Жан, ты отвечаешь за сестричек! Раньше утра не смейте возвращаться, особенно если увидите здесь огонь!

– Мама, а как же ты? – спросил Жан.

– Я останусь. Ты не должен за меня бояться, мой мальчик, я имела много дел с синими и до сих пор жива и здорова, хотя это и может показаться странным.

Когда дети с Маргаритой ушли в безопасную темноту леса, мы собрались в нижнем зале башни. Я внимательным взглядом обвела обитателей Сент-Элуа: дряхлую Жильду, парализованного Жака, перепуганную Франсину. Брике, по своему обыкновению, исчез. Нет, подумала я, с таким гарнизоном мы не можем защищаться. Стало быть, придется сдаться на милость победителям.

– Мадам, но что же мне делать? – рыдая, воскликнула Франсина. – Ведь они знают, кто мой отец, и убьют меня за это!

– Ах, успокойся, дорогая моя! Ведь на лице у тебя не написано, кто твой отец!

Я не могла бы сказать, чувствую ли страх. Я просто была внутренне напряжена, как туго натянутая струна, готовая лопнуть. Я знала, что мне следует сохранять самообладание. И чтобы снаружи казалось, что в Сент-Элуа все спокойно, я дунула на свечу, и мрак воцарился в башне.

Когда в дверь застучали прикладами, я даже не испугалась. Мы все ждали именно этого. Селестэн, как самый сильный и храбрый, отправился открывать.

Едва дверь распахнулась, в башню хлынули звуки, достойные разве что птичьего двора, – кряканье уток, испуганное кудахтанье кур. Пес заливался неистовым лаем и рвался с цепи. Прогремел выстрел, и лай прервался. Вероятно, кто-то пристрелил собаку.

– Выходи! Все выходи, не то мы вам головы размозжим!

Мы все по очереди вышли во двор. Там творилось что-то невообразимое: полупьяные «синие» солдаты гонялись за утками и курами, ловили или попросту пристреливали их, а потом на ходу ощипывали. Некоторые из них уже собрали ворох хвороста и развели на огороде огонь, чтобы жарить украденную птицу. Синих было, как мне показалось, человек тридцать. Другие, вероятно, остались в Сент-Уане. Сюда пришли те, кому там не хватило награбленного.

Я и раньше слышала, что республиканские солдаты, как правило, страшно голодны, но только сейчас видела, как они себя ведут и на какую низость этот самый голод может их подвигнуть. Один субъект в мундире на голое тело вытащил из клетки двух кроликов и, прибив их гвоздем, просто саблей начал их освежевывать. По моему мнению, столь откровенный грабеж был достоин разве что вандалов, разрушивших Рим.

– К стене! – раздалась безапелляционная команда. – Все к стене, черт побери! Иначе каждый получит пулю в лоб!

Мы повиновались и выстроились вдоль стены. Из дома вытащили парализованного Жака и швырнули его на землю.

Какой-то усатый сержант с бумагой в руке и пистолетом наготове приблизился к нам.

– Кто хозяин этой дыры? Кто феодал? Ты?

Он ткнул пальцем в Селестэна.

– Я хозяйка, – произнесла я громко. – Послушайте, гражданин, честное слово, очень трудно понять, почему вы ведете себя здесь, словно в завоеванной стране. Бретань – это же Франция, и мы французы, нас должен охранять закон…

– Вот как вздернут твоего подлого мужа на осине, тогда узнаешь наш закон, шлюха!

Я умолкла, сразу осознав, что говорить не стоит. У меня был достаточно большой опыт общения с республиканцами, чтобы понять, с каким сортом их я имею дело. Мне только было непонятно, кого этот мерзавец имеет в виду, говоря о моем муже, но я решила не проявлять любопытства.

– У меня написано, – продолжал сержант, – что хозяин Сент-Элуа – некий Жан де ла Тремуйль. Ну, а где он? В шуанах?

Мне стало ясно, что именно моего сына он принимает за моего мужа. Отшатнувшись, я сквозь зубы процедила: