Я посмотрел на часы. Ожидание должно было занять тридцать минут. Мы кружили наверху. Спустя полчаса Командир снова седлал мотоцикл и ехал к месту последней за день остановки у небольшой хижины возле проселочной дороги. Прибыв на место, Командир оставался сидеть на мотоцикле с блокнотом в руках. Я по опыту знал, что с мотоцикла слезать он не будет. К нему подходил информатор и забирал пакет с бумагами или деньгами.

После встречи информатор еще какое-то время стоял у обочины дороги и смотрел вслед уносящемуся мотоциклу. Эти мотовояжи, повторявшиеся изо дня в день, всегда осуществлялись в первой половине дня. У себя дома Командир ни с кем не встречался. Все поручения он распространял через связников и информаторов.

Пока я следовал за Командиром, второй беспилотник наблюдал за его домом. По утрам — каждый день в одно и то же время — жена Командира отправлялась на рынок. Те из детей, кто был уже достаточно взрослым, чтобы посещать школу, шли по дороге в медресе. Спустя пару часов жена возвращалась домой с продуктами для ужина. Потом стирала белье и к середине дня вывешивала его сушиться, после чего разжигала огонь и готовила на кухне обед.

Примерно через тридцать дней слежки мы, посмотрев на часы, могли точно сказать, где в данное время находится Командир. Одного взгляда на кадры видеотрансляции в оперативном пункте было для нас достаточно, чтобы, не сверяясь с координатами, определить его местоположение. Нам уже не требовались пояснительные схемы и карты, чтобы понять, куда он направляется.

Нам был известен каждый его шаг.

После 45 дней наблюдения за объектом мы с точностью до минуты знали, в какое время он окажется в том или ином пункте своего дневного маршрута. Если, например, мы теряли Командира из виду из-за плохих погодных условий, то даже не пытались определить его местонахождение. Мы просто высчитывали, какое время он отсутствовал на мониторах, после чего нацеливали камеру в новую точку, где действительно обнаруживали мотоцикл. Если же из-за погоды взлет БПЛА откладывался на несколько часов, что иногда случалось, мы могли направить беспилотник в определенное место, зная наперед, что Командир появится там в пределах нескольких минут после нашего прибытия.

Он чихнуть не мог без того, чтобы мы об этом не узнали. В общей сложности мы наблюдали одну и ту же картину на протяжении 60 дней. Правда, операция сказывалась на нервной системе не лучшим образом. Никакого разнообразия, никаких новых целей и никаких отклонений в заведенном распорядке дня. Впервые мысль о полете стала повергать меня в ужас. Я превращался в зомби, чувствовал себя так, будто изо дня в день клепаю одни и те же детали на бесконечном заводском конвейере. Еще до того, как меня обволакивал холод СНУ, я наверняка знал, что увижу и что буду делать — следить за мотоциклом либо кружить над домом Командира, наблюдая за тем, как его жена хлопочет по хозяйству.

Предполетные инструктажи в течение всех этих шестидесяти дней тоже были один в один, что делало службу еще более нудной. Представьте, что вам изо дня в день в одно и то же время приходится прослушивать одну и ту же песню, и вы меня поймете. Дошло до того, что я мог наизусть рассказать все задания на инструктаже. Мы сидели в креслах вокруг стола для совещаний, а парни из разведки прокручивали нам в PowerPoint слайды и карты предполагаемого, однако всегда неизменного маршрута Командира. В конце первого месяца какой-то шутник из отдела разведки даже вставил в слайд анимированное изображение мотоциклиста с головой Командира, проносящегося по карте. Я невольно рассмеялся, когда впервые увидел это. Отличная была разрядка во время монотонного инструктажа.

А потом в один прекрасный день все изменилось.

Утренний инструктаж отличался от предыдущих. В этот раз обошлось без набивших оскомину схем, которые готовил отдел разведки. Вместо них нам представили новую концепцию операции (КОНОП). Отныне мы прекращали слежку за целью. Сегодня ООЦ намеревался захватить Командира.

По телу пробежала дрожь возбуждения. Наконец-то нас ждали конкретные действия! Я с волнением ловил каждое слово сотрудников разведки, разъяснявших нам план. Сухопутная группа захвата должна была перехватить Командира во время его традиционной поездки, устроив засаду на окраине деревни. Деревню я знал «на отлично». Так как я летал над ней неделями, она просто отпечаталась в моей памяти.

— Белка, — сказал майор из отдела разведки, — ты главный.

Мне надлежало наблюдать за объектом во время его передвижения, чтобы удостовериться, что он едет в нужное место. Если по каким-то причинам объект изменит свой маршрут, я должен проследить за ним до нового конечного пункта назначения.

Странное чувство охватило меня при мысли, что этот полет, как мы надеялись, станет завершающим этапом операции против Командира. Когда наблюдаешь за какими-нибудь людьми на протяжении месяцев, невольно начинаешь относиться к ним как к близким знакомым. Мы так много времени провели рядом с семьей Командира, что я знал, как выглядят его дети и какими дорогами они добираются до школы. Знал, как его жена стирает белье и где она покупает продукты на обед. В глубине души я понимал, что Командир — террорист, разрабатывающий планы убийства американских граждан. Однако и он сам, и его семья невольно воспринимались мной как самые обычные люди. Это не Доктор Зло, вынашивающий коварные планы в мощной крепости в горах. Однако его работой было убийство американцев. На подсознательном уровне я хотел отплатить ему той же монетой. Этот человек нес ответственность за организацию террористических атак. Он был единственной причиной нашего присутствия в Центральной Азии.

Через несколько часов, приняв управление «Хищником», я уже летел высоко над Командиром, в то время как его мотоцикл шнырял в автомобильном потоке. Объект, как всегда, был пунктуален и двигался привычным маршрутом.

— Молния Восемь-Один вышел на цель, — доложил я в ООЦ.

— Принято, — отозвался Тони.

Закладывая плавные виражи, дабы не опережать мотоцикл, движущийся медленнее нас, я втайне желал, чтобы Командир изменил свой график и поехал другим путем. Согласно представленным на инструктаже данным, внятного запасного плана действий у группы захвата не было. Я был уверен, что если Командир от них улизнет, ООЦ даст мне зеленый свет на нанесение воздушного удара.

Мы приближались к очередному повороту, и я надеялся, что он поедет прямо.

— Поворот вправо, — произнес в микрофон оператор средств обнаружения и передал координаты.

Я сверил данные с показаниями на HUD-дисплее. Цель двигалась привычным курсом.

— Это Молния, цель на «желтом» пути.

На оперативной карте желтым цветом был отмечен предполагаемый путь. Командир был одет в традиционные для этого региона мешковатую рубаху и штаны, а также шерстяной афганский паколь, прикрывавший черные волосы. Фалды его рубахи развевались по ветру, в то время как мотоцикл несся по проселочной дороге. Командир направлялся прямиком в ловушку. Про себя я проклинал его самонадеянность и предсказуемость. Я реально хотел пустить в него ракету.