– Нам всего четырнадцать, – напомнил Джейми.

– Знаю, – вздохнул Уоллес. – Знаю. Уже поздно. – Он приподнялся на локте и посмотрел на Джейми: – Может, ты с ней поговоришь?

– Она меня уроет.

– М-м-м… – Уоллес повернулся на спину. – Наверное, ты прав. Как бы я хотел, чтобы к нам еще ходила Берит.

Он так часто запаздывал с жалованьем, что Берит в конце концов поступила к профессорской жене в большой дом к югу от Кларк Форка, хотя и пролила несколько скупых норвежских слез, обнимая близнецов на прощание. Перед уходом она научила Джейми кое-что готовить. Он, разумеется, отказался прикасаться к мясу, но, если кто-нибудь поймает и почистит, готов был жарить рыбу. И Калеб иногда приносил форель. Или Мэриен. Хлеб ей давал Стэнли, и, когда хозяйственных денег, которые Джейми выуживал у Уоллеса, не хватало, она докладывала. Джейми ухаживал за огородом, устроенным, как у Калеба. Иногда в сувенирной лавке центральной гостиницы продавался какой-нибудь его рисунок, но деньги Джейми откладывал для себя. Он старался содержать дом в чистоте, но, поскольку ни Мэриен, ни Уоллес, судя по всему, этого не замечали и не имели ничего против грязи и беспорядка, постепенно сдавался.

– Как только Берит не пыталась заставить Мэриен носить платья, – сказал Джейми. – Невозможно.

Ничего не ответив, Уоллес закрыл лицо руками.

– Уоллес?

– Я должен тебя кое о чем попросить. – Из-под ладоней голос прозвучал глухо. – Мне нужно, чтобы ты сказал Мэриен, когда она вернется. Я не могу.

– Что сказал?

– Я потерял машину.

– Как это потерял? Где?

– Проиграл. Поставил ее сегодня ночью.

Джейми не сдержался.

– Почему? – крикнул он. – Почему ты поставил именно ее?

Уоллес сел, сбросил ноги на пол. Руки повисли между колен.

– Я выигрывал. Ну, то есть сначала проигрывал.

Потом ему показалось, что колесо фортуны повернулось, как ветер вращает флюгер. На сете он сорвал небольшой куш. Потом опять выиграл, уже больше, и еще раз, на флеше. Кроме Лены и Фреда из Спокана, за столом сидел рыжеволосый незнакомец в шикарном пальто с меховым воротником. Он достал бутылку канадского виски («Настоящее пойло», – сказал Уоллес) и разлил всем. Уоллеса охватила какая-то легкость.

– Было маловероятно, что я выиграю в следующий раз, но я знал, что выиграю. И выиграл. Я знал, мне надо пару раз проиграть для приличия и убраться подобру-поздорову, но я не проигрывал, даже когда старался.

Фишки, летающие по столу, прибивались к нему, как вольные птахи.

– А потом этот незнакомец спрашивает, не дядя ли я той девчонки, что развозит бухло Стэнли. Я говорю, не понимаю, мол, о чем ты. А он спрашивает: ты ведь Уоллес Грейвз, правда? Он знал имя Мэриен. – Уоллес помолчал. – Он меня взбесил. Я вспомнил Мэриен, вспомнил, как в вашем детстве переживал, только чтобы вы в конце концов вернулись домой, не потеряв по дороге руки-ноги, но теперь, оказывается, я должен переживать из-за ее репутации. Мне надо было уйти. Я знал, что удача кончилась.

Но он остался и проиграл. И проигрывал, и проигрывал. Злобно, мрачно, целеустремленно. Проиграл все фишки, что-то в долг под расписку, а потом и серый «Кадиллак». Его заполучил рыжеволосый незнакомец в пальто с меховым воротником. Старый автомобиль – кроме дома, последние крохи, оставшиеся после Великой светлой полосы 1913 года, – ездил только благодаря неустанному уходу Мэриен, и, возможно, именно поэтому Уоллес позволил себе его поставить: отомстить, поскольку потеря автомобиля станет для нее особенно болезненной. Невезение, по убеждению Уоллеса, лишь разновидность уныния, источником которого служит внутренняя энергия, а значит, Мэриен – то, как Лена напомнила ему о ней, неприятные слова незнакомца – стала причиной его настроения, а следственно, и полосы невезения.

– Денег на другую нет. – Уоллес утер нос манжетой. – Скажешь ей? Я должен лечь, но ты ведь ей скажешь?

* * *

Когда Мэриен пришла домой, Джейми, верный чувству долга, рассказал ей о проигрыше Уоллеса и вынес ее первое бешенство, заодно не дав вытащить треклятого дядю из постели с намерением содрать с него кожу. Мэриен спросила, почему он так спокоен, и Джейми ответил, что они не могут яриться оба.

– Значит, если бы я не вышла из себя, то вышел бы ты?

– Может быть. Не знаю.

Они в самом деле напоминали систему шлюзов, одни ворота в поисках равновесия выпускали избыток эмоций, причем со стороны Мэриен обычно грозила опасность переполнения, а Джейми принимал в себя излишек и поднимал уровень, когда вода опускалась. Все думали, что, будучи близнецами, они одинаковые, но это был баланс, не тождество; Мэриен чувствовала, как Джейми, но не являлась им.

Этой ночью, когда они лежали на веранде на раскладушках, Мэриен спросила:

– Как ты думаешь, почему он играет? Нам хватало бы денег, если бы он не играл.

– Я не думаю, что он спит и видит, как бы нас разорить, – послышался в темноте голос Джейми. – Наверно, уже не может не играть.

– Ты ведь не хочешь сказать, что так уж трудно перестать выбрасывать деньги на ветер?

– Я думаю, ему нужны острые ощущения.

– Какие ощущения? Он же вечно проигрывает.

– Но если завяжет, то никогда и не выиграет. По-моему, ему нравится надеяться.

– Надежда не должна стоить так дорого.

– Ты же знаешь, он раскаивается.

Мэриен перевернулась, и раскладушка скрипнула.

– Да. Он даже всплакнул, когда наконец перестал от меня прятаться. Все твердил, что вляпался. А больше ничего. И не раскрыл, кому достался автомобиль, сказал – незнакомец. Да какая разница. Лучше не знать. Может, когда-нибудь увидишь.

– Вряд ли, потому что никто кроме меня не станет корячиться, чтобы он ездил.

После секундного колебания Джейми сказал:

– Все-таки автомобиль был Уоллеса. Принадлежал ему. При желании он мог его и поставить.

– Но он проставил его ни за что. Просто так. Проиграл ради того, чтобы проиграть.

* * *

На следующий день из тайников во флигеле она собрала почти все свои летные деньги, заработанные на бутылках – одна за одной, на корзинах – одна за одной, отправилась в город и у знакомого механика купила подержанный «Форд». Механик являлся клиентом Стэнли. На его жену, алкашку, уходила уйма денег. Когда она знала их тайны, люди обращались с ней иначе.

Мэриен сообщила Уоллесу, что он может ездить на «Форде» в университет, но если собирается играть или пить, то придется либо ходить пешком, либо искать, кто его подбросит, либо купить собственную машину. Если солжет, оба понимают: она узнает. И еще Мэриен известила дядю, что отныне будет платить только три доллара в неделю за комнату и стол. Остальное пойдет в счет машины, которую он будет брать напрокат.

Грусть, поселившаяся во флигеле, пустые тайники перевешивали радость от стильного черного «Форда», ее собственного автомобиля с колесами и мотором. С другой – приятной – стороны, ее долг Уоллесу заметно уменьшился, стал терпимым. Может, их с Джейми и навязали Уоллесу, но он и сам был не прочь навалить на плечи побольше груза. Без близнецов он бы уже давно себя разрушил. Может, они не давали ему сорваться в пропасть.

Макеты аэропланов, висящие во флигеле, казались теперь ненужными: милые остатки детской фантазии. Небо, причину ее тяжких трудов, она почти забыла, поскольку работала, чтобы вернуть потраченное. Деньги возвращались медленно. Дело мистера Стэнли встало. Федералы в отчаянных попытках не допустить полного провала сухого закона закручивали гайки. Стэнли намекал, что его выдавил Баркли Маккуин.

После встречи с Маккуином Мэриен поставляла товар мисс Долли как можно быстрее, осмеливаясь заходить лишь на кухню.

– Чего ты взъелась? – поинтересовалась Белль, когда Мэриен отказалась опять нарядиться. – Мы всего-навсего повеселились. Никто и пальцем не тронул бедняжку.

– Ничего я не взъелась. У меня еще много адресов, вот и все.

Мэриен точно не понимала, что это такое, но она больше чем взъелась. При воспоминании о Баркли Маккуине у нее начинало покалывать кожу, учащался пульс, внутренности распирало в разных направлениях. По ночам, на веранде, она иногда думала о Калебе, как он целовал ее, спускал с плеч рубашку, но в последнее время мысли обратились на Маккуина, как тот пригвоздил ее взглядом к стене, как спросил: «Ты кто?»

Она