Спустя несколько лет я узнал, что я был знаком с великим Игнатовичем – настоящим классиком фотоискусства, у которого можно было учиться и учиться! В дальнейшем на протяжении пятидесяти лет у меня не пропал интерес к тому, что вызывало восторг в композиции фотокадров Бориса Игнатовича. Спасибо Вам за это!

Пляшущие ноги

Американская рекламная фирма делает мне предложение поработать на Севере с народным коллективом. Я с подозрением отнесся к этому предложению: объем материала огромный, сложный. Всегда старался не браться за съемки материалов, к которым не лежит душа, то есть не работать без кайфа. Говорю уклончиво:

– Только в случае если понравится. Надо видеть. Надо ехать…

– Нет проблем, едем!

Мы группой приехали в далекий северный край знакомиться с коллективом. В клубе Металлургического комбината садимся в середине зала. После вступительных слов представление начинается.

Актеры танцуют, немножко поют. Проходит несколько номеров. Потихоньку куда-то отступает неопределенность положения. Все отходит на задний план, и я теряю над собой контроль: мелодичность, мастерство актеров, музыкантов, чистые голоса небесного тембра берут верх надо мной. Ноги мои неосознанно обрели самостоятельную жизнь и в такт русских народных мелодий начали самостоятельно отплясывать.

Наваждение! Я никогда не думал, что русская национальная музыка способна зажечь, а может, и поджечь человека! Буду работать! Вы не поверите, я приблизился к пониманию счастья, в те минуты оно было почти рядом. Эх, если бы удалось удержать его надолго!

Рука маэстро. 1970

Начинается работа, которая продлится не один день. Зал был освобожден от всех мероприятий, коллектив работал только на камеру… Но мне стало не хватать единомышленника – моего художника-дизайнера. Представителям американской фирмы делаю предложение о привлечении к работе еще одного творческого индивидуума. Я был убедителен, и в тот же день мой коллега выехал на встречу с моим неуловимым счастьем.

Задача, стоявшая передо мной, становилась и его задачей…

Перед нами идет очередная картина. Сменились костюмы. Массовая сцена. Я замечаю, что в женских костюмах, похожих на балахоны, просвечивает нижнее белье. Если я вижу глазом, это видит и камера. Тихо, чтобы не слышали рядом стоящие люди, говорю своему художнику:

– Обрати внимание.

– Понял!

Он подходит к художественному руководителю коллектива и громко заявляет о том, что было бы неплохо, если б девушки сняли нижнее белье. Тот удивленно реагирует, бросая взгляд на меня. Пауза… Смотрит в одну точку и авторитетно заявляет:

– Одну минуточку!

Легкий шумок на сцене… Движение… Стало тихо.

В сиянии осветительных приборов на просвет возникли фигуры моих героинь, и ничто не мешало считывать их красивые молодые тела. Конечно, одежда была, но, так сказать… в полупрозрачном состоянии. Все достойно и красиво! Это прибавило образности прошлым векам, в которых развивалось сценическое действие. Совершенно поменялась цветовая палитра, возникал единый световой и цветовой язык по всему действию, объединяя отдельные номера в единое целое. Это стало ключом ко всей съемке и к дальнейшей работе над макетом буклета.

Тяжелая изнурительная работа по определению и вычленению из множества кадров ценнейших, которые ставятся в макет. Это своего рода спектакль на бумаге, где я – режиссер, а мой друг – художник-постановщик. Поверьте, сделать это иногда очень сложно, к тому же все усугублялось тем, что презентация коллектива должна была произойти в ближайшие дни на одной из центральных площадок Москвы.

…Вот и наступил этот важный для всех день. На сцене беспрерывные репетиции, возня с освещением. А буклета нет! Нервная беготня к телефонам:

– Где буклет?.. Где? Когда же?..

Руководители всех рангов метают в меня свирепые взгляды, соревнуясь между собой. Скоро звонок. Мне нехорошо, душно.

Но вот появляется процессия: торжественно, медленным шагом, на вытянутых руках несут только что напечатанные буклеты. Кинулись все, толкая друг друга, к долгожданному печатному изданию. Улыбки, возгласы, оценки, даже слезы!

Рождался новый творческий коллектив. Буклет вовремя был роздан представителям фирм со всех континентов. В зрительном зале замелькали высокие, на толстой бумаге буклеты, выполненные на высочайшем уровне. Подобных буклетов я не видел, да и зрители тоже.

В результате презентации коллектив получил много приглашений выступить с гастролями. Я оправдал надежды, правда, мои ноги сами больше не пускались в пляс. Жаль… Счастье было так возможно!

Pathe

Я грезил кино. Мне казалось, участвовать в команде по созданию фильма – это высшая мечта! Мои планы, мои мечты передались и моим родителям. Отец искал возможности помочь мне помимо фотолаборатории. И вот случайно мы узнаем о том, что в нашем доме живет кинооператор. Отец собирается уезжать на гастроли. Перед отъездом он договаривается с ним о возможности для меня брать творческие уроки у мастера. Так и порешили. Условие – оплата уроков вперед. Заплатили приличную сумму за три месяца вперед. Был назначен день первого контакта с великим кино.

На первое занятие я пришел чисто одетым, аккуратным, подстриженным, выглаженным. В голове – чистый пустой лист бумаги. Все, что я должен был услышать и увидеть, я должен был мысленно записывать в свою память и сохранять навечно. Кинооператор жил в коммунальной квартире, рядом с ним квартировался концертмейстер Александровского ансамбля. Из комнаты раздавались звуки фортепиано, чей-то голос пробовал ноты. Все то время, пока я был на киноуроках, попутно шла музыкальная озвучка происходящего.

Мое внимание иногда переключалось со зрения на слух. Комната, где я сделал первые шаги в кино, была тесно уставлена. Большое место занимал диван. Мне было предложено достать из-под дивана ящики. В контровом свете от окна возникли маленькие тучки пыли. Купаясь в этих облаках, я нырял и нырял под диван. Полкомнаты загромоздили видавшие виды чемоданы и ящики из кожи. Пришлось вытирать пыль со всех предметов. Правда, пыли не убавилось, во всяком случае, в воздухе. Внутри продолговатого ящика с ручками оказалась тренога. Маэстро стал называть ее «штатив». Большой, тяжелый, деревянный, с металлическим верхом. Ножки этого устройства стояли на полу. Я осваивал очередность установки штатива. Также установку по ватерпасу.

Л. Лазарев, кинооператор. 1972

– Теперь будем доставать кинокамеру!

На большом кофре было что-то написано, как сказал мой новый учитель, «по-французски!» Почти магическое слово «КИНОКАМЕРА», произнесенное в комнате, совпало со звуком аккордов за стеной. Приближался пиковый момент.

Ящик Пандоры открылся, обнажив красоту сочетания дерева и полированной латуни с колесиками. P A T H E – эти буквы застряли в моей