Как назло, только колокольчик начал звон в третий раз – в глаз Семену тут же что-то попало! Пока он ожесточенно тер веко, чтобы выскоблить чертову пылинку, успел выступить организатор концерта, утихнуть зал…

И только когда конферансье вышел на сцену, чтобы дать начало концерту, Семен наконец проморгался, выдохнул и взял бинокль.

– Бетховен! Лунная соната! – торжественно прогремело на весь зал.

Зазвучали первые ноты.

В ту же секунду все исчезло! Унеслись со свистом все зрители до единого, провалилась сцена и потолок улетел вверх, выше облаков, и даже Лиза растворилась. Во всем мире остался Семен, а впереди, но будто бы прямо перед ним, пианино и за ним Бетховен. Но вместо головы у Бетховена была собачья морда. И он не играл – а громко лаял. Заливисто, с надрывом, в точности повторял тот самый лай, который Семен три памятных месяца назад услышал в исполнении дворняги с улицы.

– Это же моя мелодия… – пораженно прошептал Семен.

Сидящий перед ним гражданин повернулся и недовольно шикнул. Семен обнаружил, что мир вернулся на прежнее место и более того – он сидит и с замиранием слушает нарастающий лай Бетховена. Этот лай звучит в точности, как придумал он – Семен.

Тогда он перевел взгляд на недовольного мужчину и уже громко, отчетливо произнес:

– Но это моя мелодия!

В этот раз шикающих оказалось куда больше.

Гнев, обуявший Семена, был настолько силен, что перерос в нестерпимое жжение в груди! А оно уже поползло по конечностям и отдалось в затылке! Не в силах более сдерживаться, он вскочил и начал прорываться прямо по партеру, по головам, по шатким спинкам кресел вперед, к сцене, спотыкаясь о лысины любителей музыки! Падая, сшибая зрителей, поднимаясь и упорно двигаясь дальше, ряд за рядом! Крича во весь голос:

– Это моя мелодия и я буду под нее плясать! Буду! Буду!!!

Поднялся переполох и перерос в хаос – тот захватил весь зал, от партера до балконов.

Добравшись до сцены, Семен хотел вылезти наверх и добраться до ненавистного вора, как на него тут же налетели жандармы, скрутили и повели к выходу.

– Моя мелодия! Моя! – орал Семен, подогревая волнения и хохот.

– Твоя, твоя, заткнись! – прошипел один из жандармов, под восторженные вопли зрителей отвесил незадачливому музыканту пинка и вывел его из зала.

Посреди творящегося безумия лаял Бетховен, не утихая ни на секунду, и не думая прекращать прекрасную Сонату.

* * *

Лай так и не выветрился из головы Семена, пока его везли в жандармерию. И пока допрашивали, не добившись ровным счетом ничего.

Даже будучи запертым на ржавый замок, открывающий скрипучую дверь в предварительную камеру наедине с помятым пьяницей, он слышал этот лай.

Позже пришла Лиза. Тихим спокойным уставшим голосом говорила что-то про хулиганство, суд и возможные годы тюрьмы. Семен не слышал, а только гладил ее по голове, не чувствуя своих рук.

Лай исчез только ближе к вечеру, растворившись в храпе сокамерника. Семен ощутил пустоту внутри, на фоне которой особенно больно горела ненависть к Бетховену.

Негодяй! Вор! Как он посмел? И он еще смеет называться композитором?!

В голове Семена проносились одна картина за другой: вот он врывается к Бетховену домой, приставляет к его лбу пистолет и силой заставляет подписать бумагу, в которой черным по белому сказано, КТО автор Лунной Сонаты! Вот он лично играет Сонату на сцене Большого Петербуржского Театра, а Бетховен смиренно стоит рядом и переворачивает ему партитуру! Вот..! Вот… Вот.

Вдруг его порожденные ненавистью грезы разрушило нечто прекрасное: Семен опять услышал музыку. Вначале не понял, откуда. Но, когда она стала громче и подобралась ближе к двери камеры, стало ясно – это звуки шагов из коридора. Но звуки удивительные – Семен уже сейчас мог с легкостью сделать из них неплохой этюд.

«Трам, парам. Вверх и вниз. И раз-два, раз…» – шептал он, мысленно раскладывая эти шаги на октавы, забыв обо всем и жалея лишь, что под рукой нет нотных листов.

А музыка становилась громче и громче, нарастала! Аккордом “до мажор” прозвучала дверь камеры!

И в нее вошел Бетховен – великий Композитор, Мастер симфоний и сонат!

Старый, но не сгорбленный. С пышной седой шевелюрой и прямым, резким взглядом. Шагнул в камеру, отчеканил на каменном полу завершающие ноты! Указал на Семена, вопросительно посмотрел на жандарма, который семенил следом. Тот смущенно кивнул.

Ошарашенный Семен увидел, как по щеке Бетховена пробежала слеза. Опомниться не успел, как композитор заключил его в крепкие объятия.

– Гени… ально. – прохрипел глухой Композитор, рыдая на его плече. – Гениально. Друг. Мой.

*основано на реальных событиях

* * *

– Ну и х*ле ты сюда залез? – подняв морду от пушистых лап, кот смотрел на меня как на говно. Даже хуже.

– Тебя спасать, хвостатый мудак! – сидя на заднице, я обеими руками цеплялся за широкую и не в меру гладкую ветку под собой. Подо мной порядка метров 20 высоты – не хватит, чтобы в один миг отойти в мир иной, зато в полной мере – переломать руки, ноги, позвоночник и прожить остаток дней в кресле-каталке.

Спиной я со всей силы вжимался в шершавый сосновый ствол и смотрел на усатого гада, который убрался от меня на самый конец сухой гладкой ветки и теперь удобно там устроился.

– Мне и тут хорошо. Чистый воздух, много тупых воробьев и совсем нет тупых людей. Ну, не было до этого момента… – кот окинул меня брезгливым взглядом и облизнулся. – И вообще – с чего ты взял, что я не могу слезть отсюда сам?

– Ты же здесь уже шесть дней! Жрать небось хочешь? Или пить?

– Я практикую дзен-буддизм и могу не есть и не пить сколько угодно. – невозмутимо объяснил кот. – И я же уже говорил – воробьи… Ты только мешаешь и отвлекаешь. Сам уйдешь или тебе наподдать?

"Разговаривает с котом" – недоуменно донеслось снизу. Местные смотрели на нас во все глаза. Я обернулся, посмотрел на дачные домики… Дедок, которого я послал за покрывалом, уже во весь дух бежал к нам по дачному поселку с простыней в руке.

"Ну держись, хвостатая тварь…" – подумал я про себя, а вслух сказал:

– Я теперь, кажется, понимаю, в чем главная загвоздка всех спасателей и помощников.

Кот опять лениво поднял на меня голову и посмотрел с легким намеком на интерес.

– Добраться до того, кому можешь помочь – полбеды. Собрать все ресурсы, чтобы реально оказаться в силах что-то такое полезное сделать – тоже. А вот убедить, что ты пользу хочешь принести, а не голову откусить – вот это, блин, задача.

– Все куда проще: нахрен ты мне сдался? – нагло проурчал кот, расслабленно потянувшись на ветке. – Я в нирване. Уйди, двуногое…