«Большие заботы в работе = таз/нижняя часть тела…»

Я никогда столько не строчила, начиная со школы. Никогда так быстро и жадно не чертила, не рисовала человечков, не пыталась впихнуть на страницу такое количество мелкого текста, будто у меня грозила иссякнуть бумага. Я выводила кружки чакр, присваивала им номера, делала сноски и пояснения – жадно тонула в новой информации.

Через час ко мне в комнату заглянула Клэр, предупредила, что скоро ужин, и удалилась.

Через полчаса она заглянула вновь, сообщила, что ужин на столе, – я все еще писала.

Через пятнадцать минут Клэр поднялась ко мне в комнату с упертыми в бока кулаками и грозным выражением лица.

– Дина!

– У-м-м…

– Там еда почти остыла!

– Я сейчас… еще чуть-чуть…

– Какие «чуть-чуть»? Ты уже три часа безвылазно сидишь в спальне и читаешь так, будто от очередной страницы зависит твоя жизнь.

– В какой-то мере так и есть.

– Так вот, если ты через минуту не спустишься, твоя жизнь начнет зависеть от меня.

И я в первый раз отняла взгляд своих усталых, осоловелых и одновременно счастливых глаз от страниц.

– А что у нас на ужин?

Подруга поджала губы:

– Я тебе об этом говорила сорок пять минут назад.

Черт, я все пропустила.

– Уже иду. Сейчас все попробую, все оценю, все захвалю – обещаю!

И я с неохотой отодвинула «Душевный Свет» в сторону – зеленая обложка с одуванчиком зеленела на фоне оранжевого покрывала кровати.

* * *

«Пытаясь избавиться от вины, злобы или страха, мы не пытаемся избавиться от этих чувств полностью, ибо они на самом деле нужны нам, чтобы обрести искомое равновесие и гармонию. Не избыточное (в нормальном количестве) чувство вины позволяет нам не совершать аморальных поступков, оставаться людьми достойными, с устойчивыми принципами и человечным сердцем. Страх уберегает от опасностей, помогает оценивать риски и не совершать опрометчивых глупых поступков, как например, шагать с крыши высотного дома в пропасть. Злоба же позволяет стоять за себя перед обидчиком – не уступать там, где уступать не требуется.

Но избыток всегда плох…»

Точно. Избыточная Вода погасит Огонь, Огонь уничтожит Металл, Металл разрушит Дерево – так писали китайские мудрецы. Избыток чего бы то ни было является крайностью, а крайность – противоположность равновесию…

Когда лежащий на тумбе телефон неожиданно зазвонил, я уставилась на него с раздражением – не для того я скормила половину блинчиков под столом Смешарикам, а второй спешно давилась сама, чтобы, сбежав из-за стола, через пять минут вновь быть отвлеченной звонком. Черт, мне бы тишины, мне бы подумать… Но стоило разглядеть на экране мобильного имя вызывающего абонента, как раздражение моментально испарилось.

Звонил Эльконто.

И я, кажется, знала, по какому поводу.

Мы прятались за стеной его дома, как решившие втихаря выкурить самокрутку школьники. На дворе темно; на стене длинные тени – одна высокая, с ежиком на голове, вторая пониже, с вьющимися, но взлохмаченными длинными волосами – обе суетливые. Сад дремлет, не дремлют лишь сверчки под корнями розовых кустов – равномерно поют, свистят, зазывают друг друга в гости.

– Ди, если ты используешь это где-то еще, помимо будки, а Джон узнает, он уроет нас, честное слово. Ты это понимаешь? Найдет и задницу на голову натянет.

– Понимаю. Только в «незабудке», обещаю.

Ярко, словно прожектор, светила луна. Свет от фонаря над крыльцом сюда не добирался – наши лица тонули в тени, но глаза блестели даже во мраке. От возбуждения, от опасности, от того, что мы совершали нечто запретное.

На квадратной ладони Дэйна матово отсвечивала прозрачной крышкой небольшая пластиковая коробочка с чем-то резиновым, похожим на напальчник внутри.

– Оденешь это себе на большой палец, приложишь к сенсору – он распознает в тебе Сиблинга. Черт, я бы ни за что не стал этого делать, но сегодня этот урод показал нам расписание на ближайшие полторы недели, и это все решило. Если бы не твоя идея, я бы точно задумался о том, чтобы самостоятельно подснять его снайперской винтовкой…

– Ага… И получить смертный приговор.

– Ну, хоть иглой со снотворным.

– И тот же смертный приговор. Ну уж, нет – моя идея лучше.

Эльконто, несмотря на высокий рост и ширь в плечах, все равно напоминал мне мальчишку – нервничал, то и дело тер шею, перешагивал на месте.

– Когда ты «выходишь»?

– Завтра.

– Все уже будет готово?

– Уверена, что будет.

– А с именем…

– Ничего не будем решать с именем, пока не узнаем, существует ли оно, хорошо? Потом обсудим.

– Понял.

– Блин, опасно, – он не знал, что еще добавить. Изредка поглядывал на ведущую через газон дорожку – не покажется ли Ани? Но та гремела чем-то на кухне; иногда поскуливал запертый в доме и оставшийся за дверью Барт. – Удачи тебе, что ли. И… поторопись с этим – Сиблинг просто озверел. Точно, я не шучу.

– Я не буду тянуть. Завтра созвонимся. И не упоминай о нем вслух. Вообще лучше не думай.

– Согласен. Не буду.

Я положила драгоценную коробочку в карман и, прежде чем исчезнуть, увидела, как Дэйн наклоняется за мусорным мешком, который использовал в качестве предлога – «дорогая, пойду вынесу мусор», – чтобы выйти во двор.

Я хихикнула.

Будь я Чеширским котом, после меня в воздухе осталась бы висеть улыбка.

Логан Эвертон ответил на телефонный звонок сразу же.

– Ты говорил, что тебе понадобится несколько часов, так?

– Верно. А снюс ты уже достала?

– Еще нет, но завтра он будет у тебя.

– Ну, если так, берусь за дело. Говоришь, тебе нужна наименее посещаемая будка?

– Угу. Ее точный адрес и время, когда функционал будет работать в «нашем» режиме.

– Без проблем, все сделаю. Слушай, а ты могла бы достать побольше снюса?

Вот хитрец! Знает, когда кого-то можно взять за «яйца», даже если эти самые яйца лишь воображаемые.

– Принесу в два раза больше! – беззлобно прошипела я. – Но будь уверен, что мое посещение никто и никогда не обнаружит. В том числе наш Великий и Ужасный.

– Не ссы.

От этой фразы я не сдержала веселого хрюканья.

Смешные они все-таки – парни из отряда. Могучие, прекрасные, умные, но иногда такие смешные!

В ту ночь я засыпала, отложив книжку с одуванчиком в сторону, все с той же хитрой улыбкой на лице. Чувствуя счастье хозяйки и не особенно заморачиваясь его причинами, громко и уютно тарахтел, пока не заснул вместе со мной, довольный Миша.