– Нам нужно уточнить некоторые вещи, Мукри-сагиб. Я считала, что провожу частную консультацию с бегум. Я готова обсудить…

– Какое бесстыдство! – Он сощурил глаза. – Я как действующий опекун дал вам конкретные указания, а вы ими пренебрегли. И какой глупый совет! Эти женщины не могут уехать из дома. Они не способны жить самостоятельно!

– Я вовсе не пытаюсь создавать проблемы. Моя обязанность – дать вдовам полное представление об их активах и о том, какую защиту им предлагает закон. – Первин говорила громко, догадавшись, что Разия и Сакина, возможно, ее слушают. – Не вам решать, как поступить с вакфом. Не вы им распоряжаетесь.

– Да как вы вообще смеете это говорить – «распоряжаться»! – В голосе Мукри звучало презрение. – Вы даже не аккредитованы в бомбейской адвокатуре. И не можете представительствовать в суде.

Первин поняла: он собрал о ней сведения, приготовился к битве. Это оскорбительное заявление должно дать бегум понять, что защитить их Первин не сможет. Выпрямившись во все сто шестьдесят сантиметров своего роста, Первин произнесла:

– Женщины по другую сторону джали вовсе не беспомощны. В их шести руках куда больше власти, чем у вас в двух. Я обдумываю целесообразность того, чтобы прекратить ваши отношения с семьей на том основании, что вы пытались манипулировать их активами.

Мукри шагнул в ее сторону.

– Увольнять тут могу только я. У меня есть доверенность, на основании которой я имею право решать все дела семьи. Немедленно покиньте этот дом и не возвращайтесь. Я позвоню вашему отцу и сообщу, что наши отношения с конторой Мистри прекращены. Готовьтесь, дома вам зададут порку!

– Порку? – Первин вызывающе глянула ему в глаза. – Мой отец – добрый человек, я не испытываю перед ним страха.

– Ах, вот как? – Он шагнул еще ближе, вскинул расправленную ладонь.

В этот жуткий миг Первин поняла, что сейчас он ее ударит. Он твердо решил доказать, что он сильнее ее слов, что может распоряжаться ею так же, как и другими. Бить будет снова и снова. Тело пронзила боль, и она внезапно перенеслась с Малабарского холма на разливочную фабрику за тысячу километров отсюда.

И столь же внезапно вернулась обратно. В дверях появился угрюмый дурван. Произнес громко:

– Сагиб, прошу прощения!

– Что тебе? – прорычал Мукри.

Дурван появился как раз вовремя. Воспользовавшись моментом, Первин выскользнула за дверь. Машина стояла под аркой, встревоженный Арман подал ей знак садиться.

– Мемсагиб, не в обычае у меня спрашивать про ваши дела, – проговорил Арман, когда они свернули за угол, миновали дом Элис и покатили вниз по склону холма. – Но какая была битва!

– Вот уж не думала, что он станет подслушивать! – Первин прижала руку к груди, в которой так и не унялась дрожь.

– Он был очень зол. Я слышала, как он кричит, зовет дурвана. Дурван сказал, этот человек сумасшедший. Он вас тронул? Ваш отец не простит меня за то, что я вас не защитил. – Голос Армана прервался.

Первин заколебалась, все еще не придя в себя. Болела спина, будто ее и правда несколько раз ударили. Неужели так? Она помнила, что мистер Мукри стоял перед нею. А что было дальше – улетучилось из памяти.

– Что он сделал, мемсагиб? – не отставал Арман, тревожно глядя в зеркало заднего вида.

– Сперва кричал, потом попытался меня сломать. Мужчинам случается запугивать женщин, а я, как ни прискорбно это признать, не выдержала и сбежала.

– Это не бегство, это самозащита!

– Я хотела пойти посмотреть, как там бегум, но не сделала этого. И теперь не узнаю, не вызвал ли он их на беседу, не заставил ли пересказать мои слова. – В горле встал ком. – Я не сдержала слова.

– Иногда клиенты сердятся на Мистри-сагиба. Обычно если он проигрывает в суде.

– По счастью, такое бывает нечасто. – Первин вздохнула, потому что мистер Мукри сказал правду: отец расстроится. Менее чем за два часа она превратила обычную частную консультацию с женщинами, в жизни своей не видевшими юриста, в бурный конфликт. Возможно, мистер Мукри действительно откажется от их услуг, и тогда доступа к бегум она больше не получит.

Когда они свернули с Малабарского холма на «Ожерелье Королевы», мысли Первин стали еще тягостнее. А что, если у Файсала Мукри действительно есть доверенность? Она видела документ, по которому он назначался управляющим, но не доверенность, дающую куда более широкие полномочия. Она что-то просмотрела? Что же она за поверенный, если не учла такой вещи? Первин потянулась к портфелю, рука нащупала пустоту.

– Да чтоб тебя! – воскликнула она.

– Что такое, Первин-сагиб?

– Я забыла портфель в доме.

– Тот, красивый, из Лондона? Он, наверное, кучу денег стоит.

– Важнее то, что внутри, – ответила Первин, скривившись от этого нового доказательства собственной несостоятельности. – Все документы. Придется вернуться.

Арман шумно втянул воздух сквозь зубы.

– Даже не знаю. Джентльмен такой сердитый! Может, безопаснее будет попросить вашего отца съездить за портфелем?

– Ждать нельзя: бумаги из портфеля могут украсть или уничтожить. А это станет катастрофой для моих клиентов. Развернитесь, Арман.

– Но, мемсагиб…

– Это приказ! – Голос у Первин охрип.

Арман ничего не ответил, только вздернул плечи: его явно очень задели резкие слова Первин.

Они успели проехать километра полтора вдоль моря. Арман замедлил скорость, пересек дорогу прямо перед автобусом – водитель задудел в клаксон. Арман развернулся на бугристом участке возле стройки и поехала назад к Малабарскому холму.

Первин посмотрела на часы. Они отъехали от дома двадцать минут назад, вернутся как минимум еще через двадцать. Машина поднималась по склону, мимо проплывали красивые особняки, обсаженные высокими деревьями, и с каждым поворотом дороги в Первин нарастал ужас. Еще хорошо, если она оставила портфель в саду зенаны. Но она же не знает, в безопасности женщины или нет. Решится она зайти, узнать, как они там?

У нее нет выбора. Визит затянется больше, чем на пять минут, но с ее стороны станет попустительством, если она не объяснит, что в ее силах освободить их от Файсала Мукри.

– Проедем мимо бунгало, – сказала Первин Арману, когда они приблизились к Си-Вью-роуд.

– Почему? – Арману явно было не по себе.

– Я не хочу просить у дурвана разрешения зайти. Войду пешком через вторые ворота, те, которые ведут в зенану. Мохсен не может охранять двое ворот одновременно, он всегда перед входом в главный дом.

– Но если вам нужно во вторые ворота, он заметит, как мы едем мимо на машине.

– Об этом я подумала. Вы высадите меня там, где ему уже не видно, а потом проедете мимо и отвлечете их – остановитесь у главного входа. А