Когда я думаю о Пастере и Флеминге, то могу вообразить своего рода эстафетную палочку, передаваемую этими двумя людьми. Их жизни в общей сложности растянулись на 133 года, на протяжении которых совершались почти невероятные прорывы многих других учёных. Пастер родился в 1822 году и умер в 1895-м. Флеминг родился в 1881 году и умер в 1955-м. Его главное открытие/решение произошло между 1921-м и 1928 годами. И их эстафетная палочка – исследования вакцин и антибиотиков, проделанные бесчисленным количеством других людей, – продолжает своё путешествие.

Проще говоря о том, что произошло в 1885 году: Пастер самостоятельно решил дважды сделать свою недавно открытую прививку от бешенства людям после ограниченного успеха в лечении бешеных собак. Эти два «испытания на людях» не были должным образом задокументированы и прошли в условиях секретности, потому что, будучи «только» химиком/биологом, а не врачом, он не имел разрешения лечить людей. Один из пациентов Пастера затем исчез, возможно излечившись (но это не точно), а другой умер практически сразу. Именно третья попытка – надлежащим образом публично задокументированная – оказалась успешной. И, как говорится, остальное – уже история.

Было ли это работой человека безрассудного, гордого или слишком самоуверенного, который твёрдо верил в результат? В конечном итоге Пастер уже имел широкое признание за «спасение» двух ключевых французских отраслей – виноделия в 1865-м (благодаря процессу, ставшему известным как «пастеризация») и производства шёлка в 1868 году.

Поколением позже Александр Флеминг принял решение, которое было почти противоположным решению Пастера в своей кажущейся безвредности. Глубоко погрузившись в процесс изучения возбудителя обычной простуды, однажды в 1921 году Флеминг высморкался и поместил выделения на предметное стекло. Это стекло каким-то образом затерялось в его захламленной, по общему признанию, лаборатории.

Когда несколько недель спустя он нашёл стекло, вероятно, стоило его выбросить, потому что неизвестно, что ещё теперь на нём было, помимо отделяемого из его носа. Но он сумел заметить, что слизь предотвратила рост любых микробов. Десятью годами позже Флеминг решил последовать за этой тонкой нитью до конца – до открытия пенициллиновой плесени, основы лекарства пенициллина. Знал ли он о выражении, приписываемом Пастеру, что «удача благоприятствует подготовленному уму»? В любом случае, как и в ситуации с Пастером и бешенством, остальное – уже история.

Представляя эти краткие сведения об очень разносторонних личностях и начинаниях, я, наверное, неизбежно создал у вас впечатление, что эти выдающиеся принимавшие решения люди, Пастер и Флеминг, работали в изоляции. На самом деле всё наоборот. Оба они были погружены в процесс, который я бы назвал «коллегиальным соревнованием» научных и медицинских открытий, совершаемых направо и налево, с полчищами людей, образно говоря, лихорадочно трудившимися над большим количеством новых возможностей, спешившими воплотить исследования в реальность. Подумайте об Эрнсте Чейне, Марии Кюри, Хоуарде Флори[27], Эдварде Дженнере[28], Роберте Кохе, Шарле Лаверане[29], Джозефе Листере[30], Флоренс Найтингейл и Джонасе Солке[31] среди множества других.

Многие из нас представляют себе учёных, одиноко сидящими в их лабораториях. И в то время, как личная сосредоточенность важна, в реальности в науке нет такой вещи, как приватность. Результаты достигаются общими усилиями. Они могут не всегда быть коллегиальными, но в целом являются групповой работой.

Это мне близко. Раньше я упоминал, что бунзеновская горелка отвернула меня от науки. На самом деле я мог бы наслаждаться научной карьерой, потому что сочетание индивидуальной и совместной работы служит очень приятной частью профессии, которую я выбрал.

Думаю, размышления обо всём этом позволили мне кое-что понять о Пастере и Флеминге. Они трудились не во мраке. В ходе своей карьеры они практиковали собственный вид связей с общественностью, даже если его так не называли. Только подумайте: они печатали и публично защищали свои работы, привлекали финансирование, нанимали сотрудников и других исследователей, занимали ответственные должности в крупных институтах и – в случае Пастера – основали институт, всемирно известный и по сей день, Институт Пастера.

В зависимости от природы вашего решения вы можете тоже стремиться реализовать одну или больше из перечисленных вещей. Они не находятся вне вашей досягаемости.

Кроме того, мне кажется, что Пастер и Флеминг были очень харизматичными и представительными мужчинами. Они были лидерами, вызывали доверие и побуждали других работать с ними. Они глубоко заботились о людях, как о своих любимых, так и о всех тех, кто страдал, независимо от того, были они знакомы или нет. Им довелось пережить глубокие трагедии, включая смерть детей (в случае Пастера) и брата (у Флеминга) от болезней, с которыми в другой момент времени могли бы справиться их открытия.

Тема известности, коммуникации и личной харизмы привела меня к другому пионеру в дивном новом мире микробной теории – Игнацу Земмельвейсу, который бросил вызов структуре медицинской власти середины XIX века. Хотя, держу пари, вы никогда о нём не слышали, он, пожалуй, ответственен за то, что мы так часто моем руки.

Земмельвейс родился в 1818 году и умер в 1865-м. Получив образование в Венгрии и Австрии, он практиковал медицину в Венской общественной больнице в 1847 году, когда пришел к своему великому открытию/решению. Идея «самозарождения» начала вытесняться микробной теорией.

Земмельвейс включен в мою книгу, потому что он решил обратить внимание на «послеродовую (родильную) горячку», которая, естественно, поражала только женщин после родов и практически неизбежно приводила к тяжелой смерти. (Я доберусь до мытья рук.) Матери на самом деле определили суть проблемы «послеродовой горячки» задолго до того, как это сделали доктора (в основном мужчины).