Ненависть к косичке была и личной, и политической. Пышная шевелюра, собранная в хвост или пучок, была для мужчин символом мужественности и элегантности. Сопротивление косичке – и Цин – было особенно сильным на юге. В конце концов там появится лидер восстания, который сначала отрежет свою косу, а потом поможет не только свергнуть династию, но и разрушить все здание империи.

Цин приказала всем мужчинам в Китае под угрозой казни носить маньчжурскую косу

В 1644 году, когда император Шуньчжи сел в Запретном городе на трон, известный как трон Дракона, численность маньчжуров составляла меньше миллиона на все население, насчитывавшее более 100 миллионов человек. «Знаменные»[53] построили гарнизоны в центре всех городов империи и оттуда запугивали простой народ, заставляя его себе повиноваться. Древний город Янчжоу неподалеку от Нанкина, служивший экономическим и культурным центром со времен Тан, в 1645 году пострадал от особенно жестокой массовой резни, устроенной «знаменными», хотя часто приводимое число убитых (800 000), несомненно, преувеличено, так как население города, скорее всего, составляло меньше половины этого числа.

Одним из самых упрямых людей, уклонявшихся от нововведений Цин, был вспыльчивый образованный пират китайско-японского происхождения по имени Чжэн Чэнгун. В европейских источниках его обычно называют Коксинга – это приблизительное написание титула «Господин с императорской фамилией», дарованного ему претендентом на императорский трон. Чжэн Чэнгун бежал вместе со своими последователями в Тайвань в 1661 году. С помощью туземного австронезийского населения его люди вытеснили голландских колонистов, пробывших там почти сорок лет. Чжэн Чэнгун умер год спустя, в 1662-м, в возрасте 38 лет. Его последователи обосновались в Тайване; они – предки многих современных тайванцев. Через двадцать с небольшим лет Цин установили над Тайванем официальный административный контроль и стали первой династией, которая смогла это сделать.

Как и монголы, маньчжуры не доверяли ханьцам. Они оставили за собой половину всех государственных постов и попытались обособить две нации, сделав исключение лишь для тех китайцев, которые получили статус «знаменных», присоединившись к делу Цин до 1644 года. Цин разделила Пекин между Восемью знаменами, выселив оттуда всех «незнаменных» китайцев. Многие из прежних обитателей города ханьского происхождения перебрались на окруженную стенами окраину к югу от «парадных ворот» столицы, Цяньмэнь. Однако маньчжуры понимали, что без помощи и сотрудничества со стороны ханьцев они не смогут укрепить свое правление и добиться легитимности.

В 1662 году 23-летний Шуньчжи умер от оспы, передав трон восьмилетнему сыну – императору Канси (пр. 1662–1722). Мальчиком Канси прилежно изучал классические конфуцианские произведения. Повзрослев, он усердно старался стать образцовым правителем. Он занимался контролем разливов Хуанхэ и ремонтом Великого канала (чем пренебрегала Мин) и уменьшил число евнухов во дворце, ограничив их деятельность черной работой и охраной своего относительно скромного гарема из 300 наложниц.

Император Канси, правивший в Китае дольше всех, был чрезвычайно любознательным человеком, который заслужил уважение подданных и со стороны маньчжуров, и со стороны ханьцев

Канси добился расположения ученых китайских сановников тем, что придерживался конфуцианских ритуалов и поддерживал систему экзаменов на государственные должности, проводившихся каждые три года. Он поручал создавать культурно и исторически значимые работы, в числе которых была история Мин, словарь китайского языка и уже упомянутое выше полное собрание стихотворений эпохи Тан. Он удивил придворных тем, что своим указом организовал представление народной оперы «Веер с персиковыми цветами», в которой оплакивалось падение Мин. Автор оперы, Кун Шанжэнь, потомок Конфуция, был поражен восторженным приемом пьесы при дворе, хотя он застал некоторых чиновников (по-видимому, ханьцев)«тихо плачущими в рукав» [2].

Канси был отличным наездником, проявлял храбрость в битвах и добросовестно исполнял шаманские ритуалы своего народа, чем заслужил уважение соплеменников-маньчжуров. Он отбивал атаки на границах и заключил договор с Москвой, по которому границы между Россией и Цин проходили по верхнему течению реки Амур. Его войска вторглись в Лхасу в 1720 году, посадили там нового далай-ламу и заложили основу для того, чтобы постепенно добиться контроля над королевством Тибет.

Историк Джонатан Спенс пишет, что «выдающимся качеством Канси была невероятная любознательность» [3]. Его отец Шуньчжи назначил главой Императорской астрономической службы молодого немецкого иезуита Иоганна Адама Шалля фон Белля, после того как тот точно предсказал солнечное затмение. Когда он вылечил больную мать Шуньчжи при помощи западной медицины, Шуньчжи позволил ему построить собор на месте бывшего дома Маттео Риччи в Пекине. К тому времени, как Канси стал императором, при дворе приняли уже нескольких говорящих по-китайски иезуитов. Канси приказал им выучить и маньчжурский, чтобы ему было удобнее общаться с ними на такие темы, как пушки, картография, евклидова геометрия и ветряные мельницы. Они даже научили его играть на спинете – разновидности клавесина.

Иезуиты в Китае проявили прагматичность и решили относиться к «почитанию предков» как к гражданскому, а не религиозному ритуалу. Однако в 1715 году папа Климент XI издал папскую буллу, заклеймившую этот ритуал как «идолопоклоннический и варварский». Оскорбленный буллой и неуважительным поведением папских посланников, Канси запретил проповедовать христианство, хотя к отдельным иезуитам он был настроен благосклонно.

Канси умер в 1722 году, пробыв на престоле 61 год – дольше, чем все прочие императоры. Его сын, император Юнчжэн (пр. 1723–1735), тоже оказался добросовестным правителем: он провел реформу налоговой системы, сделав ее более справедливой, и активно боролся с коррупцией. Оставив на службе наиболее полезных иезуитов, Юнчжэн полностью запретил христианство в 1724 году. Он также жестоко подавил рабочие волнения в текстильной промышленности, поскольку в целом с подозрением относился к цзянху – неуловимому преступному миру юга с его кочующими с места на место работниками, бойцами кунг-фу, предсказателями и другими потенциально подрывными элементами.

Китайский язык был для Юнчжэна вторым языком после маньчжурского. Ему трудно было понимать министров, говоривших на множестве диалектов и с разными акцентами. Он постановил, что они должны пользоваться единой системой произношения, основанной на пекинском диалекте. Она называлась гуаньхуа 官話, «языком чиновников», или мандаринов, – то есть мандаринским китайским.