– Большое спасибо, отче, – сказал мужчина. Сначала я с трудом разобрал его испанский, но он говорил осторожно. Мужчина окинул нас взглядом и спросил: – Кто эти господа?

– Просто приезжие, – ответил Рафаэль. Его произношение было таким разборчивым, что его испанский можно было принять за английский. – Исследователи. Я только что познакомил их с горой.

– Ах, чудесно, – радостно воскликнул мужчина. Он и его друг посмотрели на гору и тут же отвели взгляд в знак почтения. Он улыбнулся мне. – Это хорошая спокойная гора, – пояснил повозчик. – Вовсе не вспыльчивая. Люди здесь добры и честны.

– Да, верно, – согласился я. В ту секунду я почувствовал себя идиотом, потому что понял все слова, но не их смысл. – Спасибо. Мы… мы рады знакомству с вами.

Мужчина просиял.

– Да, да.

Рафаэль погрузил тележку с ананасами и помог обоим мужчинам подняться на платформу. Они медленно исчезли из виду, тихо переговариваясь на кечуанском.

– Отче? – переспросил Клем. – Вы как-то связаны с этой горой?

Рафаэль поднял руку и показал ему четки на запястье.

– Я священник.

– Вы священник, – повторил Клем. – Понятно. Хорошо. Бедные люди.

Дорога напоминала белую линию: это был единственный ровный участок земли, на котором не таял снег. Мы шли мимо домов, упиравшихся в скалы, и крошечных садиков с рыбаками, плетущими сети, и козами, провожавшими нас взглядом. Неожиданно мы оказались перед мостом, ведущим к следующему утесу с мешаниной подмостков и покосившихся лачуг с красными ветряными мельницами на крышах. Мост был таким высоким, что мы поднялись даже выше птиц, парящих в небе. Отсюда река казалась сверкающей лентой, резко уходящей вправо, на юг. Молодой кондор, сидевший на парапете моста, заинтересованно вскрикнул, когда мы подошли к нему. Он побрел за нами, и я решил проверить, не был ли он ручным. Так оно и вышло: птица позволила мне погладить ее, а затем заворковала от удовольствия. Я рассмеялся. Должно быть, кондор был чьим-то питомцем.

Клем хлопнул меня по руке и показал куда-то вперед. Кондор улетел.

– Что? – расстроенно спросил я.

– Смотри.

На противоположном берегу, за утесами и покосившимся шпилем маленькой церкви, был лес. На этой высоте не могли расти тропические растения, поэтому лес был хвойным. Деревья напоминали секвойю, но даже в сгущающихся сумерках стволы были не красными, а белыми, как у берез. Они росли рядами примерно в сорока футах от обрыва скалы. Кустарниковых зарослей или ковров из маленьких растений не было – только сосны высотой в сотни футов, со стволами шириной с церковь. Они выглядели так необычно, что я не сразу понял, что точно такая же сосна росла у нас дома. Именно так они должны были выглядеть на своей природной высоте, а вовсе не как то низкое дерево на уровне корнуольского моря. Я не подозревал, что эти сосны могли быть такими широкими и расти в таком количестве. Лес доходил до следующей долины и тонул в тумане, которому, очевидно, не было дела до снегопада. Казалось, в таких местах должны обитать волки, но в деревьях с громким завыванием прыгали обезьяны.

В глубине души я не хотел отправляться в Перу. Меня не радовала эта поездка. Слишком много было поводов для беспокойства: ходьба, дорога, Клем, высота и сотни дурацких вещей, которые могли убить нас еще до начала экспедиции. Я думал, что внутри меня что-то погасло и я никогда больше не испытаю искренней радости. Но я ошибался. Место, где стоял мой отец и дед, место, которое жило внутри меня, в историях и доме, но которое, как Византия, потерялось на многие годы… оно было здесь. Я почувствовал себя так, словно нарисовал дверь мелом на стене и попал через нее в воображаемый мир, в котором река была драконом, а где-то в лесу жили существа страннее эльфов.

– Пойдем, холодно, – сказал Клем.

– Да… ты прав.

Лес был темным, сосновые кроны не пропускали лучей солнца. Но между стволов сияла дорожка из мягкого света. Я снова остановился.

– Ты видел это?

– Что?

Я потер глаза рукой.

– Ничего, пустяки.

Рафаэль отвел нас в церковь. Она находилась в конце узкой стеклянной дороги, в тени огромных деревьев. Воздух здесь был прохладнее, и на теневой стороне шпиля, кривого и без нескольких глиняных плиток, блестел иней. Стены церкви до крыши были покрыты деревяшками, которые неохотно уступали место окнам. Из-за этого здание напоминало хижину. Окна не были большими, как принято в церквях. Стеклянные участки дороги, проходящей рядом с церковью, медленно разрушались мхом и полынью. Все выглядело заброшенным, и лишь маки качали своими отцветшими бутонами в высокой траве.

На крыше церкви, как и в других домах, вращалась маленькая красная мельница. Я обернулся – на фоне серого снега, блестящего в последних лучах закатного солнца, ветряные мельницы казались красными точками. Солнце медленно скрывалось за горами. Мне стало интересно, зачем были нужны мельницы, но я решил, что, если мы будем спрашивать у Рафаэля обо всем, что привлекло наше внимание, он сбросит нас в реку еще до ужина.

Лес простирался так же далеко, как и река. Сначала он показался мне дремучим, а вблизи оказался и вовсе первобытным. Сквозь такой лес не пробраться с топором. Теперь я понимал, почему люди решили построить деревню на утесах. В корнях деревьях сидели обезьяны. Они не были большими, но не шевельнулись, увидев нас. В лесу наверняка жили более крупные и опасные твари, которые не боялись людей. Ниже по реке ничего не было. Ни дорог, ни городов, ни столбов дыма – лишь деревья, снег и горы.

Задняя дверь в церковь была вполовину ýже обычной. Клему пришлось повернуться, чтобы пройти. Вместо ризницы, которую я ожидал увидеть, здесь была кухня, голая и очень холодная. Рафаэль открыл заслонку печи, как только мы вошли. Рядом с печью в огромном ведре с водой стояло другое, поменьше, с древесными опилками. Рафаэль бросил в печь горсть опилок, чиркнул спичкой о решетку печи и тут же закрыл заслонку. Щепки взорвались, словно фейерверк. Несколько секунд пламя потрескивало и сияло, прежде чем жар охватил дрова и перерос в более умеренное свечение.

– Что это? – печально спросил я. Хотя уже знал ответ, но меня расстраивало, что я познакомился с человеком, знающим об этом все, в то время как наш дом взорвался из-за моего собственного невежества.

– Белое дерево, – пояснил Рафаэль. – Оно взрывается. Если захотите разжечь печь, берите дрова, сложенные снаружи. Они из хлопковых деревьев, которые растут на другой стороне реки. Разве вы не говорили, что у вас дома растет белое дерево?

Меня поразило, что он прислушался к нашему разговору с Мартелем.

– Да. Недавно у нас… произошел неприятный случай.

Рафаэль посмотрел на меня так, словно был готов вышвырнуть и запереть в каком-нибудь иглу, пока я не взорвал церковь.

– Постарайтесь больше этого не допускать.