Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтобы добраться до этой женщины, ему, судя по всему, предстояло убить Кэрриера. Во время атаки случайная пуля могла задеть и ее. А если бы она закричала, если б начала сопротивляться, Крайту не оставалось ничего другого, как застрелить ее, не изнасиловав.
Этот вариант тоже годился. При сложившихся обстоятельствах на другое рассчитывать и не приходилось. Еще два трупа на пути ко дню пустых дорог, тишине пустоты.
Крайт вылез из автомобиля, запер дверцы. В этом веке люди так и норовили покуситься на чужое.
Вместо того чтобы сразу войти в отель, он направился к трехэтажному гаражу. «Эксплорер» нашел, где и ожидал, в юго-западном углу первого этажа.
Если охранник и патрулировал гараж, в этот момент он находился на другом этаже. А скорее всего, отель полагался на камеры наблюдения, коих Крайт заметил несколько.
Камеры его не пугали. Электронные записи могли потеряться, системы слежения ломались.
В мире, с каждым днем все дальше уходившем от истины, росло число людей, которым виртуальное заменяло реальность, а все виртуальное поддавалось корректировке.
По той же причине Крайт не боялся отпечатков пальцев или анализа ДНК. То были всего лишь некие образы, первый — отпечаток, оставленный маслами кожи, второй — структура макромолекулы.
Образы эти оценивали эксперты с тем, чтобы определить их полезность в качестве улик. И имелось множество способов убедить эксперта неправильно «прочитать» образ и даже изменить его. Американцы относились к «экспертам» с такой трогательной доверчивостью.
Вместо того чтобы выйти из гаража на дорожку, ведущую к главному входу, Крайт воспользовался вторым выходом и оказался на дорожке, которая протянулась вдоль южной стены отеля. Вдоль нее росли кусты гибискуса, большие красные цветы, которые трепал ветер. Гибискус не был ядовитым растением.
Иногда Крайту требовалось ядовитое растение, чтобы решить поставленную перед ним задачу. Дурман вонючий, олеандр, ландыш майский служили ему очень даже неплохо.
От гибискуса, однако, прока не было.
Он подошел к двери. Дверь открывалась на лестницу. Крайт начал подниматься на третий этаж.
Какой-то звук вырвал Тима из тревожного сна.
Давным-давно он узнал, что выживание зависит от умения сбрасывать сонливость, будто одеяло. В голове мгновенно прояснилось, он выпрямился в кресле, вытащил пистолет из щели между подушкой сиденья и подлокотником.
И хотя изо всех сил напрягал слух, больше ничего не услышал. Иногда звук был частью сна, и будил он только потому, что звук этот ассоциировался со смертью человека, которую ты видел в реальной жизни.
Зеленые цифры электронных часов показывали текущее время — 3:44. Он проспал пару часов.
Посмотрел на балконные двери.
Шторы на прежнем месте.
Теперь Тим слышал ветер, который не завывал, а успокаивающе урчал.
Вдруг заговорила Линда, и Тим осознал, что его разбудил ее сонный голос.
— Молли. Ох, Молли, нет, нет.
В ее словах слышалось глубокое отчаяние.
Во сне она повернулась на бок. И сейчас лежала в позе зародыша, обнимая руками подушку, крепко прижимая ее к груди.
— Нет... нет... ох, нет, — прошептала она, а потом слова перешли во всхлипывание.
Поднявшись с кресла, Тим почувствовал, что
Линде не снится страшный сон. Нет, во сне она перенеслась в прошлое, где существовала и, вероятно, умерла настоящая Молли.
Прежде чем этот разговор во сне смог открыть новые подробности о ее прошлом, царящую в отеле тишину нарушил другой звук, и доносился он из коридора.
Тим приложил ухо к щели, которая тянулась вдоль дверной коробки. Подумал, что узнал скрип двери, которая вела на южную лестницу.
В щелку потянуло холодным воздухом.
В коридоре вновь воцарилась тишина, только теперь не спокойствия, а напряженного ожидания.
Если Тим правильно определил источник шума, кто-то стоял на лестничной площадке, держа дверь на лестницу открытой, оглядывая коридор третьего этажа.
Подтверждением стал скрип осторожно закрываемой двери.
Редко кто из припозднившихся гостей мог проявить такую заботу о покое других постояльцев. А уж сотрудники отеля вообще об этом не думали.
Тим приник к глазку. Широкоугольная линза искажала коридор.
Этот момент не был точкой, пройдя которую нельзя повернуть назад. Тим миновал ее гораздо раньше, когда вошел в дом Линды, когда увидел, что в гостиной у нее не телевизор, а изображение телевизора, когда принял решение, столь же твердое, что и решение Колумба, поднявшего якорь в августе 1492 года.
Тим стоял на развилке, без которой не обходится ни одно опасное предприятие, когда мозг либо мобилизует все свои резервы, чтобы достойно ответить на вызов, либо оказывается неспособным схватиться с врагом на равных, когда сердце либо берет на себя роль направляющего компаса, либо сжимается в комок в страхе перед грядущим, когда успех становится либо возможным, либо нет.
Искаженная панорама коридора показала Тиму человека (он видел только затылок), изучавшего двери на восточной стене коридора. Потом он посмотрел в сторону глазка. И Тим, несмотря на искажения, узнал киллера с миллионом водительских удостоверений.
Гладкое розовое лицо. Не сходящую с губ улыбку. Глаза, напоминающие бездонные колодцы.
Требовалось более серьезное оружие, чем пистолет калибра 9 мм, чтобы застрелить Кравета через дверь.
А кроме того, убей он этого киллера, заказчик нанял бы другого. И Тим уже не знал бы его в лицо.
Он отступил от двери, повернулся и поспешил к кровати, на которой спала Линда.
Его план теперь больше напоминал не стратегию, а удачный бросок костей.
Когда он положил руку ей на плечо, она мгновенно сбросила сонливость, словно прошла ту же школу выживания, что и он.
Села, встала и услышала от Тима:
— Он здесь.
В критические моменты Крайт ощущал себя богом, не ведая ни сомнений, ни ограничений. Он знал, что ему нужно сделать, знал, что ему нравится это делать, то есть одновременно и выполнял поручения, и реализовывал желания.
Ступив в коридор с лестничной площадки и осторожно закрыв за собой дверь, он вытащил «Глок 18» из новой плечевой кобуры. Двинулся по коридору, держа его стволом вниз.
По правую руку находились нечетные номера, по левую, в западной стене, четные. Номер 308 был пятым по счету.
Согласно данным отеля, Кэрриер и эта женщина зарегистрировались тремя с половиной часами ранее. В отличие от Крайта в понедельник они не спали до четырех часов пополудни. Уставшим, вымотанным, им наверняка хотелось верить, что уж на эту-то ночь они в полной безопасности.