– За что? – засмеялась Ульяна. – За трусы?

– И за трусы тоже, – улыбнулась Елена Олеговна. – За сына! Он у вас и правда золотой.

– Нет, не нужно никакого памятника. Только землю захламлять. Мне и так хорошо. И здесь, и в городе. Живу самостоятельно. Сама себе памятник.

– Не с сыном живете?

– Было дело. Жила с ним. Теперь одна живу.

– Почему так?

– Надоело потому что. Я девочка взрослая. А он однажды, не спросив меня, приехал в Шахты, продал всё, что у меня было, и увёз к себе в Ленинград. Как я не хотела этого! Даже в квартире запиралась, чтоб не уезжать. Уговорил, гаденыш. А я здесь тосковать принялась. Квартира у него огромная, за окнами Нева плещется. Гляну из окна – красота, и я это понимаю, но тосковать не перестаю. Пожила я, пожила с ними, а потом и говорю:

– Володька, не хочу здесь жить.

Показалось мне, что он даже подпрыгнул от моих слов.

– Тебя обидел кто?

– Никто меня не обидел.

– А что тогда?..

– Надоели вы мне очень. Одна хочу жить.

– Почему?!

– Хочу так.

– У тебя же тут всё есть… Чего-то, может, не хватает? Так ты только скажи.

– Да чисто тут у тебя очень. Говна хочется…

– Аааа! Это мы мигом! Я знаю, где самые лучшие бомжи! Сейчас приведу!

Посмеялись мы. А потом я и говорю:

– Не привыкла я так, сынок. Хочу сама жить. И чтоб на природе…

– За городом что ли?

– Да. Где лес, речка… Купи мне за городом квартирку. Можно маленькую…

Попросила, потому что знала, что может он это сделать. Без всякого для себя и своей семьи ущерба. А у него еще дом трехэтажный в Юкках. Коттеджем называется. Он мне и говорит:

– Поезжай туда!

Отвечаю:

– Туда не поеду.

– Почему?!

– Хочу свою квартиру.

Он и купил мне двухкомнатную квартиру в Сертолово. От города недалеко и зелено… Рядом храмик деревянный (из окон видно), родник, лесопарк на горке… Наладилась у меня там своя жизнь. Соседи ко мне стали приходить. Чай вместе пьём, разговариваем, телевизор смотрим, помогаем друг другу…

– А магазины?..

– Я не хожу в магазины.

– Опять сын?

– А как же!? Привозит всё, что нужно.

– Д-а-а-а, бывают же такие дети! Даже не верится… И умный, и образованный, и отец хороший, и мать любит. И на вид – настоящий богатырь.

– Не только на вид. Силища у него непомерная.

– И добрый…

– И добрый…

– А как он относится к тому, что вы здесь живете?

– Ругается – зовёт обратно. А мне хорошо. Да и как же я бабок своих оставлю? Пропадут без меня. Жалко.

– Вот одна из ваших подруг… Она всё про Ельцина говорит… Ольга…

– И что?

– Кто она?

– Старый больной человек. Как и все мы. А что?

– Кто она в прошлом?

– Тут такая история… Она все время говорит разное. То она балерина, то строитель, то известный политик, то нищенка… Когда как. Спроси у неё самой.

– Н-е-е-е-е-т!

– Боишься?

– Боюсь.

– А чего боишься?

– А то, что она – больная!

– И что с ней делать?

– Не знаю…

– Вот и мы все не знаем…

– Как она здесь оказалась?

– Я привезла. Пару лет назад.

– Вы?! Зачем?!

– Тебе не понять.

– А… остальные… как здесь оказались?

– Я привезла.

– И где вы их всех нашли?

– Я никого не искала. Они сами. А с Ольгой дело было такое. Гостила я у сына на Васильевском. Вышла из дома и решила прогуляться немного. Пошла через мост. Большой, красивый. Кругом – вода. Перешла. Красота! И назад вернулась тем же путём. А впереди – садик очень хороший. Тенистый. Видно, что деревья там старые. Соловьёв называется. Знаешь такой?

– Конечно!

– Решила посидеть там на скамеечке. Народу было много, но молодых почти никого. Пожилые и старые. Сидят, стоят кучками. Села и я. Огляделась. Вижу: бегает старуха между людьми и всем задаёт один и тот же вопрос: «Вы монархисты?» «Нет, нет», – говорят люди. А она не унимается, дальше бежит. Мне её жалко стало. Догнала я её и спрашиваю: «Тебе зачем эти монархисты?» Она и мне такой же вопрос задала: «Вы – монархистка?» «Чего ради? – отвечаю. – Я – советский человек». Она отвернулась и побежала дальше – искать монархистов. А их нет! Хоть ты лопни! А она нервничает из-за этого сильно! Я свой телефон и адрес на бумажке написала, перехватила ее и говорю: «Брось ты это. Нет их здесь». И протягиваю ей бумажку с телефоном и адресом: «Ты лучше приезжай ко мне за город. Чайку попьём, погуляем. Захочешь – и переночевать можно». «Не знаю, говорит. – Вряд ли». Вывернулась и убежала.

Живу у себя в Сертолово, никого не трогаю. Уж и забыла о ней, как вдруг является! И не просто в гости. Прятаться от детей! «Да что случилось?! – спрашиваю». «В интернат хотят определить… В дурку…» И заплакала. Плакала и плакала… Аж кричала. Я и привезла её сюда. Не я, конечно… Сын. Нашёл ей здесь избушку за триста долларов. А дети старухины стали ее искать и нашли где-то у нее дома мою записку с адресом и телефоном.

– Погорячились вы… – покачала головой Елена Олеговна.

– Я тоже так сначала подумала. Я ведь даже с ее детьми встречалась.

– Они вас по записке нашли?

– Конечно, догадливая ты моя! Вначале позвонили. Очень вежливо разговаривали. Спросили про маму. Я ответила, что отправила ее «на дачу». «Ой, спасибо большое! Можно ли адрес этой дачи? Мы проведать хотим. А то очень переживаем… За ней уход особый нужен». Я и купилась. Даже решила, что Ольга все наговорила про своих детей, и продиктовала им здешний адрес. Через какое-то время Ольгины дети приехали. Дочка… Такая… Ничего себе… Лет – сорока. На престарелую проститутку похожа. Муж дочкин… Лет пятидесяти. С лицом пьющего сварщика. Найти Ольгу здесь проще простого. Они и нашли. Сижу дома, слышу, орет кто-то под окнами. Выхожу на крики. Ольга «бежит» навстречу и орет, а что именно – не понять! А за ней с чемоданами и мешками двое этих… Я тогда еще не знала, кто это. Выскакиваю. «Что происходит?!» Ольга вопит: «Они за мной приехали! Я их боюсь!» «Что вы от нее хотите?» «Домой забрать. За ней уход нужен! Специальный!» «Квартира им моя нужна, а не уход!» – верещит Ольга. «Мама, перестань! Ничего нам от тебя не нужно! Поехали домой!» Я стою и не знаю, что думать. Тут Ольга ко мне подскакивает и в лицо бумажку тычет: «Вот, смотри! Сказали, если не подпишу, в интернат упрячут!» Читаю: «Договор дарения…» Мол, она им квартиру свою дарит. «А я им ничего дарить не собираюсь! – кричит Ольга. – Хочу дожить в своей квартире!» А я смотрю и поражаюсь, что такие дети бывают. Полная противоположность моему сыну. Он мне отдает, они – у матери забирают и даже немного подождать не хотят, пока она умрёт… «Послушай, – говорю, – успокойся! Это только бумажка. Еще куча документов нужна… нотариус…» «Вот они меня к нотариусу и везут!» Я им говорю: «Ребята, вам чего – жить негде? У матери последнее отбираете?» Их будто подменили. «Закрой рот, – говорят, – пока мы его тебе навеки не закрыли». Ну, на меня где сядешь, там и слезешь. Тут я действительно открыла рот! Их будто ударной волной отнесло. На наши вопли остальная «ветошь» притащилась. Нинка с топором прибежала и заорала почти ультразвуком: «Бросай вещи! – кричит. – Я ведь разбираться не стану! Рубану два раза по машине, потом вам по кумполу! Мне терять нечего! Так что пиздуйте отсюда, пока на куски не порубила!» И топором замахнулась. Все словно онемели от Нинкиных криков. Дети Ольгины стали отходить от нашей старушечьей банды ближе к своей машине. Но перед тем как уехать, с угрозой сказали: «Не хотите по-хорошему? Мы вернемся, но не одни, а со «Скорой помощью» и полицией». Вот теперь и ждем…