Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если бы! – мечтательно, подняв голову к небу, сказала Людмила.
– Я видел, как наши восьмидесятилетние бабушки помогают восстанавливать разрушенный храм. Даже кирпичи таскают…
– Мы бы тоже таскали! – выкрикнула Нинка. – Только у нас кирпичей нет и таскать некуда!
– Вы меня, матушки, неправильно поняли, – сказал отец Михаил, улыбаясь. – Кирпичи таскать не обязательно. Есть много других полезных дел. Можно просто молиться – за себя, за близких, за страну нашу… Это великое дело, и на такой подвиг человек способен в любом возрасте. Все слова сотрясают вселенную, а молитва – тем более! А мы страдаем из-за того, что уже прошло, или мечтаем о том, что еще будет и, в результате, «живём» в несуществующем мире прошлого или будущего, а наше настоящее, именно то, что реально, проходит незамеченным и не прожитым с пользой.
– Это правда, – сказала Евдокия. – В прошлом – страдания, которые не отпускают нас и по сей день, а впереди – смерть, которая тянет все помыслы наши к себе как магнит сильный…
– А вы, батюшка, думаете о смерти? – поинтересовалась Анна.
– Думаю, конечно. И о своей, и о смерти близких… Думать о смерти надо, но только о такой, после которой человек способен открыть для себя Царство Небесное. А для этого надо здесь потрудиться. Можно и в последние дни жизни исправить все, что было, и тем самым изменить свою участь…
Все стояли тихо и, видимо, осмысляли эти слова, примеряя их на себя…
Батюшка не успел договорить, как за его спиной раздался громкий веселый мужской голос:
– Эй, поп, мне грехи отпусти!
Все повернулись и увидели группу парней, да, пожалуй, уже и не парней даже, а молодых мужчин. Их было четверо.
– У нас грехов полно, а у этих пеньков, – парень кивком головы указал на стариков, – уже и грешить нечем.
Парни громко захохотали.
– Грехи не я отпускаю, а Господь, – спокойно ответил отец Михаил. – Если каетесь искренне, подходите к исповеди по одному.
– Ой, простите меня, батюшка! – притворно запричитал заводила. – Я у калитки крайнего дома насрал! А вот он ссал там же!
Парень указал на приятеля. Они снова захохотали.
– Это кощунство, – так же спокойно сказал отец Михаил. – Проходите мимо.
– Не можем мимо. Очень тут святостью воняет!
– Ребята, не доводите до греха, – сказал отец Михаил.
– А то что?! Молниями поразишь?
– Поражу, – неожиданно ответил отец Михаил.
– Ой, мы обосрались со страха! – ответил один из кощунников.
А его приятель, повернулся к стоящим, поднял руку над ними, пародируя благословение, и голосом священника с напевом проговорил:
– Отпускаю вам ваши грехи! Идите с миром!
Потом обратился к своему товарищу:
– Возьми эту книжку, почитаем.
Товарищ протянул руку к аналою, но не успел даже прикоснуться к Библии.
В то, что произошло дальше, трудно поверить. Отец Михаил молниеносно перехватил левой рукой ладонь, потянувшуюся за Библией, приподнял ее, перехватил правой, и уже двумя руками резко повернул наружу. При этом он развернулся всем корпусом к кощуннику и немного присел. Раздался явственный хруст, а «герой» полетел на землю с вывернутой или сломанной рукой.
– Ах ты, сука поповская, – заорал «главный», бросился к священнику и со всей силы ударил его в лицо.
Вернее, он думал, что ударил. На самом деле он тоже не понял, откуда взялся «поезд», который страшным ударом согнул его пополам, а потом подкинул вверх и отключил сознание. Это отец Михаил, слегка повернув голову, совсем немного отклонился, и потому кулак хулигана только чиркнул его по плечу, и «провалился». А навстречу «вылетела» нога священника, врезавшаяся в живот, и сразу же удар снизу в челюсть открытой ладонью, который и отправил весельчака в глубокий и длительный нокаут. Двое других остались стоять на месте и не понимали, что им делать. И нападать не нападали, и бежать стыдились. А отца Михаила было уже не остановить.
Он, как пуля, подлетел к парням и обоим одновременно ткнул фалангами согнутых пальцев в горло. Они хрюкнули и осели.
Отец Михаил поправил подрясник и, как ни в чем не бывало, сказал старушкам и старикам:
– Теперь, пожалуйста, кто хочет исповедоваться, подходите по одному.
Подошла Евдокия. Потом Людмила, Мария и еще несколько человек из местных.
Пока они исповедовались, пришедшие в себя «весельчаки» подхватили под мышки своего «главаря» и поволокли его подальше от жителей деревни, туда, где, вероятно, стояла их машина…
Елена Олеговна не подошла к исповеди. Хотела подойти и… не подошла… Стыд какой-то ложный, что ли?..
Потом приехал Василий.
Отец Михаил благословил всех, забрал аналой и уехал…
Елена Олеговна поспешила домой.
* * *
Весь день и вечер Елене Олеговне было и весело от того, как батюшка отделал хулиганов, и нехорошо, что не подошла к исповеди. Перед сном, уже лёжа в постели, она размышляла над словами, сказанными отцом Михаилом перед исповедью. Она соглашалась с батюшкой во всём, что он говорил, но кое-что для нее осталось непонятным… Как быть, если она, Елена, думает не о Боге, а только о своих детях – сыне и внучке? И нет у неё ничего дороже их. Это грех или нет? И как ей теперь надо «потрудиться, чтобы исправить все, что было в её жизни, и изменить свою участь?..»
* * *
Ночью проснулась от холода. Начались осенние холода, а печка не работала… Сын обещал прочистить – не прочистил… Забыл, наверное… У него своих дел полно, не разгрести… Да «бабы» еще эти его… А у нее и обогреватель сломался… И обратиться к кому-либо она стесняется… Собрала Елена Олеговна все одеяла с покрывалами, что в доме были, и укрылась. Еще шапку вязанную надела… И, как ни странно, снова заснула.
Со следующего дня погода совсем испортилась. Хотя… почему «испортилась»? Ей уже и положено быть прохладной и дождливой.
А в доме Елены Олеговны так: если на улице жарко, то дома неплохо – прохладно, но если на улице прохладно, то в доме просто холодно. И не спрятаться от этого холода никуда… «Да ладно, – думала Елена Олеговна, – скоро, совсем скоро за ней приедут и увезут в город».
А дети, которые вот-вот должны были приехать, всё не ехали и не ехали. И мысль о жизни в деревне зимой стала приходить всё чаще. А что? Всякое может случиться. Возьмут – и не приедут. И даже подробненько объяснят причины своего неприезда. А она не выдержит здесь – замерзнет… А может, у сына проблемы?! Как же она сразу об этом не подумала?! Точно! Что-то серьезное с ним произошло, потому и не едет! А она, эгоистка такая, все только о себе думает. Вот где бы пригодился мобильный телефон! А его у нее сроду не было! Вот у Ульяны есть! Пойти попросить, чтоб дала позвонить? Но Елена Олеговна не знала номеров телефона ни сына, ни внучки… Никогда не знала… Хотя… номер сына, вроде, где-то был записан… Поискала – и, понятное дело, не нашла…